Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
Винни-Пух и Все-Все-Все... (продолжение)
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой Пятачок встречает Слонопотама
Однажды, когда Кристофер Робин, Винни-Пух и
Пятачок сидели и мирно беседовали, Кристофер
Робин проглотил то, что у него было во рту, и
сказал, как будто между прочим:
— Знаешь, Пятачок, а я сегодня видел
Слонопотама. — А чего он делал? — спросил
Пятачок. Можно было подумать, что он ни капельки
не удивился!
— Ну, просто слонялся,— сказал Кристофер
Робин.— По-моему, он меня не видел.
— Я тоже одного как-то видел,— сказал Пятачок.—
По-моему, это был он. А может, и нет.
— Я тоже,— сказал Пух, недоумевая. “Интересно,
кто же это такой Слонопотам?” — подумал он.
— Их не часто встретишь,— небрежно сказал
Кристофер Робин.
— Особенно сейчас,— сказал Пятачок.
— Особенно в это время года,— сказал Пух. Потом
они заговорили о чём-то другом, и вскоре пришла
пора Пуху и Пятачку идти домой. Они пошли вместе.
Сперва, пока они плелись по тропинке на краю
Дремучего Леса, оба молчали; но когда они дошли до
речки и стали помогать друг другу перебираться
по камушкам, а потом бок о бок пошли по узкой
тропке между кустов, у них завязался Очень Умный
Разговор. Пятачок говорил: “Понимаешь, Пух, что я
хочу сказать?” А Пух говорил: “Я и сам так,
Пятачок, думаю”. Пятачок говорил: “Но с другой
стороны, Пух, мы не должны забывать”. А Пух
отвечал: “Совершенно верно, Пятачок. Не понимаю,
как я мог упустить это из виду”. И вот, как раз
когда они дошли до Шести Сосен, Пух оглянулся
кругом и, убедившись, что никто не подслушивает,
сказал весьма торжественным тоном:
— Пятачок, я что-то придумал.
— Что ты придумал, Пух?
— Я решил поймать Слонопотама.
Сказав это, Винни-Пух несколько раз подряд
кивнул головой. Он ожидал, что Пятачок скажет:
“Ну да!”, или: “Да ну?”, или: “Пух, не может
быть!”, или сделает какое-нибудь другое полезное
замечание в этом духе, но Пятачок ничего не
сказал.
По правде говоря, Пятачок огорчился, что не ему
первому пришла в голову эта замечательная мысль.
— Я думаю поймать его,— сказал Пух, подождав
ещё немножко,— в западню. И это должна быть очень
Хитрая Западня, так что тебе придётся помочь мне,
Пятачок.
— Пух,— сказал Пятачок, немедленно утешившись
и почувствовав себя вполне счастливым,— я тебе,
конечно, помогу.— А потом он сказал: — А как мы
это сделаем?
И Пух сказал:
— В этом-то вся соль: как?
Они сели, чтобы обдумать своё предприятие.
Первое, что пришло Пуху в голову,— вырыть Очень
Глубокую Яму, а потом Слонопотам пойдёт гулять и
упадёт в эту яму, и...
— Почему? — спросил Пятачок.
— Что — почему? — сказал Пух.
— Почему он туда упадёт?
Пух потёр нос лапой и сказал, что, ну, наверно,
Слонопотам будет гулять, мурлыкая себе под нос
песенку и, поглядывая на небо — не пойдёт ли
дождик, вот он и не заметит Очень Глубокой Ямы,
пока не полетит в неё, а тогда ведь будет уже
поздно.
Пятачок сказал, что это, конечно, очень хорошая
Западня, но что, если дождик уже будет идти?
Пух опять почесал свой нос и сказал, что он об
этом не подумал. Но тут же просиял и сказал, что,
если дождь уже будет идти, Слонопотам может
посмотреть на небо, чтобы узнать, скоро ли дождь
перестанет, вот он опять и не заметит Очень
Глубокой Ямы, пока не полетит в неё!.. А ведь тогда
будет уже поздно.
Пятачок сказал, что теперь всё ясно, и, по его
мнению, это очень-очень Хитрая Западня.
Пух был весьма польщён, услышав это, и
почувствовал, что Слонопотам уже все равно что
пойман.
— Но,— сказал он,— осталось обдумать только
одно, а именно: где надо выкопать Очень Глубокую
Яму?
Пятачок сказал, что лучше всего выкопать яму
перед самым носом Слонопотама, как раз перед тем,
как он в неё упадёт.
— Но ведь он тогда увидит, как мы её будем
копать,— сказал Пух. — Не увидит! Ведь он будет
смотреть на небо!
— А вдруг он случайно посмотрит вниз? — сказал
Пух.— Тогда он может обо всём догадаться...
Он долго размышлял, а потом грустно добавил:
— Да, это не так просто, как я думал. Наверно,
поэтому Слонопотамы так редко попадаются...
— Наверно, поэтому,— согласился Пятачок.
Они вздохнули и поднялись, а потом, вытащив друг
из друга немножко колючек, опять сели, и всё это
время Пух говорил себе: “Эх, эх, если бы только я
умел думать!..” Винни в глубине души был уверен,
что поймать Слонопотама можно, надо только, чтобы
у охотника в голове был настоящий ум, а не
опилки...
— Предположим,— сказал он Пятачку,— ты бы
хотел поймать меня. Как бы ты за это взялся?
— Ну,— сказал Пятачок,— я бы вот как сделал: я
бы сделал западню, и я бы поставил туда приманку
— горшок мёду. Ты бы его учуял и полез бы за ним,
и...
— Да, я бы полез за ним туда,— взволнованно
сказал Пух,— только очень осторожно, чтобы не
ушибиться, и я бы взял этот горшок с мёдом, и
сперва я бы облизал только края, как будто там
больше мёда нет, понимаешь, а там отошёл бы в
сторону и подумал о нём немножко, а потом я бы
вернулся и начал бы лизать с самой середины
горшка, а потом...
— Ну ладно, успокойся, успокойся. Главное — ты
был бы в ловушке, и я бы мог тебя поймать. Так вот,
первым делом надо подумать о том, что любят
Слонопотамы. По-моему, жёлуди, верно? У нас сейчас
их очень много... Эй, Пух, очнись!
Пух, который тем временем совсем размечтался о
мёде, очнулся и даже подскочил и сказал, что мёд
гораздо приманочней, чем жёлуди. Пятачок был
другого мнения, и они чуть было не поспорили об
этом; но Пятачок вовремя сообразил, что если они
будут класть в ловушку жёлуди, то жёлуди придётся
собирать ему, Пятачку, а если они положат туда
мёд, то его достанет Пух. Поэтому он сказал:
“Очень хорошо, значит, мёд!” — в тот самый
момент, когда Пух тоже об этом подумал и
собирался сказать: “Очень хорошо, значит,
жёлуди”.
— Значит, мёд,— повторил Пятачок для
верности.— Я выкопаю яму, а ты сходишь за мёдом.
— Отлично,— сказал Пух и побрёл домой.
Прийдя домой, он подошёл к буфету, влез на стул и
достал с верхней полки большой-пребольшой горшок
мёду. На горшке было написано “М и о т”, но, чтобы
удостовериться окончательно, Винни-Пух снял с
него бумажную крышку и заглянул внутрь. Там
действительно был мёд.
— Но ручаться нельзя,— сказал Пух.— Я помню,
мой дядя как-то говорил, что он однажды видел сыр
точь-в-точь такого же цвета.
Винни сунул в горшок мордочку и как следует
лизнул.
— Да,— сказал он,— это он. Сомневаться не
приходится. Полный горшок мёду. Конечно, если
только никто не положил туда на дно сыру — просто
так, шутки ради. Может быть, мне лучше немного
углубиться... на случай... На тот случай, если
Слонопотамы не любят сыру... как и я... Ах! — И он
глубоко вздохнул.— Нет, я не ошибся. Чистый мёд
сверху донизу!
Окончательно убедившись в этом, Пух понёс
горшок к западне, и Пятачок, выглянув из Очень
Глубокой Ямы, спросил: “Принёс?” А Пух сказал:
“Да, но он не совсем полный”. Пятачок заглянул в
горшок и спросил: “Это всё, что у тебя осталось?”
А Пух сказал: “Да”, потому что это была правда.
И вот Пятачок поставил горшок на дно Ямы, вылез
оттуда, и они пошли домой.
— Ну, Пух, спокойной ночи,— сказал Пятачок,
когда они подошли к дому Пуха.— А завтра утром в
шесть часов мы встретимся у Сосен и посмотрим,
сколько мы наловили Слонопотамов.
— До шести, Пятачок. А верёвка у тебя найдётся?
— Нет. А зачем тебе понадобилась верёвка?
— Чтобы отвести их домой.
— Ох... А я думал, Слонопотамы идут на свист.
— Некоторые идут, а некоторые нет. За
Слонопотамов ручаться нельзя. Ну, спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
И Пятачок побежал рысцой к своему дому, возле
которого была доска с надписью “Посторонним В.”,
а Винни-Пух лёг спать.
Спустя несколько часов, когда ночь уже
потихоньку убиралась восвояси, Пух внезапно
проснулся от какого-то щемящего чувства. У него
уже бывало раньше это щемящее чувство, и он знал,
что оно означает: ему хотелось есть.
Он поплёлся к буфету, влез на стул, пошарил на
верхней полке и нашёл там пустоту.
“Это странно,— подумал он,— я же знаю, что у меня там
был горшок мёду. Полный горшок, полный мёдом до
самых краёв, и на нём написано “М и о т”, чтобы я
не ошибся. Очень, очень странно”.
И он начал расхаживать по комнате взад и вперёд,
раздумывая, куда же мог деваться горшок, и ворча
про себя песенку-ворчалку. Вот какую:
- Куда мой мёд деваться мог?
- Ведь был полнёхонький горшок!
- Он убежать никак не мог —
- Ведь у него же нету ног!
- Не мог уплыть он по реке
- (Он без хвоста и плавников),
- Не мог зарыться он в песке...
- Не мог, а всё же — был таков!
- Не мог уйти он в тёмный лес,
- Не мог взлететь под небеса...
- Не мог, а всё-таки исчез!
- Ну, это прямо чудеса!
Он проворчал эту песню три раза и внезапно всё
вспомнил. Он же поставил горшок в Хитрую Западню
для Слонопотамов!
— Ай-ай-ай! — сказал Пух.— Вот что получается,
когда чересчур заботишься о Слонопотамах!
И он снова лёг в постель.
Но ему не спалось. Чем больше старался он
уснуть, тем меньше у него получалось. Он
попробовал считать овец — иногда это очень
неплохой способ,— но это не помогало. Он
попробовал считать Слонопотамов, но это
оказалось ещё хуже, потому что каждый Слонопотам,
которого он считал, сразу кидался на Пухов горшок
с мёдом и всё съедал дочиста! Несколько минут Пух
лежал и молча страдал, но когда пятьсот
восемьдесят седьмой Слонопотам облизал свои
клыки и прорычал: “Очень неплохой мёд, пожалуй,
лучшего я никогда не пробовал”, Пух не выдержал.
Он скатился с кровати, выбежал из дому и помчался
прямиком к Шести Соснам.
Солнце ещё нежилось в постели, но небо над
Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря,
что солнышко уже просыпается и скоро вылезет
из-под одеяла. В рассветных сумерках Сосны
казались грустными и одинокими; Очень Глубокая
Яма казалась ещё глубже, чем была, а горшок с
мёдом, стоявший на дне, был совсем призрачным,
словно тень. Но когда Пух подошёл поближе, нос
сказал ему, что тут, конечно, мёд, и язычок Пуха
вылез наружу и стал облизывать губы.
— Жалко-жалко,— сказал Пух, сунув нос в
горшок.— Слонопотам почти всё съел! Потом,
подумав немножко, он добавил:
— Ах нет, это я сам. Я позабыл.
К счастью, оказалось, что он съел не всё. На
самом донышке горшка оставалось ещё немножко
мёда, и Пух сунул голову в горшок и начал лизать и
лизать...
Тем временем Пятачок тоже проснулся.
Проснувшись, он сразу же сказал: “Ох”. Потом,
собравшись с духом, заявил: “Ну что же!..
Придётся”,— закончил он отважно. Но все поджилки
у него тряслись, потому что в ушах у него гремело
страшное слово — СЛОНОПОТАМ!
Какой он, этот Слонопотам?
Неужели очень злой?
Идёт ли он на свист? И если идёт, то зачем?..
Любит ли он поросят или нет?
И как он их любит?..
Если он ест поросят, то, может быть, он всё-таки
не тронет поросёнка, у которого есть дедушка по
имени Посторонним В.?
Бедный Пятачок не знал, как ответить на все эти
вопросы. А ведь ему через какой-нибудь час
предстояло впервые в жизни встретиться с
настоящим Слонопотамом!
Может быть, лучше притвориться, что заболела
голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет
очень хорошая погода и никакого Слонопотама в
западне не окажется, а он, Пятачок, зря
проваляется всё утро в постели?
Что же делать?
И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он
пойдёт сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень
осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть
там Слонопотам или нет. Если он там, то он,
Пятачок, вернётся и ляжет в постель, а если нет, то
он, конечно, не ляжет!..
И Пятачок пошёл. Сперва он думал, что, конечно,
никакого Слонопотама там не окажется: потом стал
думать, что нет, наверно, окажется; когда же он
подходил к западне, он был в этом совершенно
уверен, потому что услышал, как тот слонопотамит
вовсю!
— Ой-ой-ой! — сказал Пятачок. Ему очень
захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже
подошёл так близко, нужно хоть одним глазком
глянуть на живого Слонопотама. И вот он осторожно
подкрался сбоку к яме и заглянул туда...
А Винни-Пух всё никак не мог вытащить голову из
горшка с мёдом. Чем больше он тряс головой, тем
крепче сидел горшок.
Пух кричал: “Мама!”, кричал: “Помогите!”,
кричал и просто: “Ай-ай-ай!”, но всё это не
помогало. Он пытался стукнуть горшком обо
что-нибудь, но, так как он не видел, обо что он
стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из
западни, но, так как он не видел ничего, кроме
горшка (да и тот не весь), и это не получалось.
Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с
горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль...
И именно в этот момент Пятачок заглянул в яму.
— Караул! Караул! — закричал Пятачок.—
Слонопотам, ужасный Слонопотам!!! — И он помчался
прочь, так что только пятки засверкали, продолжая
вопить: — Караул! Слонасный ужопотам! Караул!
Потасный Слоноужам! Слоноул! Слоноул! Карасный
Потослонам!..
Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до
дома Кристофера Робина.
— В чём дело, Пятачок? — сказал Кристофер Робин,
натягивая штанишки.
— Ккк-карапот,— сказал Пятачок, который так
запыхался, что едва мог выговорить слово.— Ужо...
по-то... Слонопотам!
— Где?
— Вон там,— сказал Пятачок, махнув лапкой.
— Какой он?
— У-у-ужасный! С вот такой головищей! Ну прямо,
прямо... как... как не знаю что! Как горшок!
— Ну,— сказал Кристофер Робин, надевая
ботинки,— я должен на него посмотреть. Пошли.
Конечно, вдвоём с Кристофером Робином Пятачок
ничего не боялся. И они пошли.
— Слышишь, слышишь? Это он! — сказал Пятачок
испуганно, когда они подошли поближе.
— Что-то слышу,— сказал Кристофер Робин.
Они слышали стук. Это бедный Винни наконец
наткнулся на какой-то корень и пытался разбить
свой горшок.
— Стой, дальше нельзя! — сказал Пятачок, крепко
стиснув руку Кристофера Робина.— Ой, как
страшно!..
И вдруг Кристофер Робин покатился со смеху. Он
хохотал и хохотал... хохотал и хохотал.. И пока он
хохотал, голова Слонопотама здорово ударилась о
корень. Трах! — горшок разлетелся вдребезги. Бах!
— и появилась голова Винни-Пуха.
И тут наконец Пятачок понял, каким он был глупым
Пятачком. Ему стало так стыдно, что он стремглав
помчался домой и лёг в постель с головной болью, и
в это утро он почти окончательно решил убежать из
дому и стать моряком.
А Кристофер Робин и Пух отправились завтракать.
— Мишка! — сказал Кристофер Робин.— Я тебя
ужасно люблю!
— А я-то! — сказал Винни-Пух.
|