Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
П.П. Бажов
Про Великого Полоза
ил
в заводе мужик один. Левонтьем его звали.
Старательный такой мужичок, безответный. Смолоду
его в горе держали, на Гумешках то есть. Медь
добывал. Так под землей все молодые годы и провел.
Как червяк в земле копался. Свету не видел,
позеленел весь. Ну, дело известное, - гора.
Сырость, потемки, дух тяжелый. Ослаб человек.
Приказчик видит - мало от его толку, и удобрился
перевести Левонтия на другую работу - на
Поскакуху отправил, на казенный прииск золотой.
Стал, значит, Левонтий на прииске робить. Только
это мало делу помогло. Шибко уж он нездоровый
стал. Приказчик поглядел-поглядел да и говорит :
- Вот что, Левонтий, старательный ты мужик,
говорил я о тебе барину, а он и придумал наградить
тебя. Пускай, говорит, на себя старается.
Отпустить его на вольные работы, без оброку.
Это в ту пору так делывали. Изробится человек,
никуда его не надо, ну, и отпустят на вольную
работу.
Вот и остался Левонтий на вольных работах. Ну,
пить-есть надо, да и семья того требует, чтобы
где-нибудь кусок добыть. А чем добудешь, коли у
тебя ни хозяйства, ничего такого нет.
Подумал-подумал, пошел стараться, золото
добывать. Привычное дело с землей-то, струмент
тоже не ахти какой надо.
Расстарался, добыл и говорит ребятишкам:
- Ну, ребятушки, пойдем, видно, со мной золото
добывать. Может, на ваше ребячье счастье и
расстараемся, проживем без милостины.
А ребятишки у него вовсе еще маленькие были.
Чуть побольше десятка годов им.
Вот и пошли наши вольные старатели. Отец еле
ноги передвигает, а ребятишки - мал мала меньше -
за ним поспешают.
Тогда, слышь-ко, по Рябиновке верховое золото
сильно попадать стало. Вот туда и Левонтий заявку
сделал. В конторе тогда на этот счет просто было.
Только скажи да золото сдавай. Ну, конечно, и
мошенство было. Как без этого. Замечали
конторски, куда народ бросается, и за сдачей
следили. Увидят - ладно пошло, сейчас то место под
свою лапу. Сами, говорят, тут добывать будем, а вы
ступайте куда в другое место. Заместо разведки
старатели-то у них были.
Те, конечно, опять свою выгоду соблюдали.
Старались золото не оказывать. В контору сдавали
только, чтобы сдачу отметить, а сами все больше
тайным купцам стуряли. Много их было, этих
купцов-то. До того, слышь-ко, исхитрились, что
никакая стража их уличить не могла. Так, значит, и
катался обман-от шариком. Контора старателей
обвести хотела, а те опять ее. Вот какие порядки
были. Про золото стороной дознаться только можно
было.
Левонтию, однако, не потаили - сказали честь
честью. Видят, какой уж он добытчик. Пускай хоть
перед смертью потешится.
Пришел это Левонтий на Рябиновку, облюбовал
место и начал работать. Только силы у него мало.
Живо намахался, еле жив сидит, отдышаться не
может. Ну, а ребятишки, какие они работники? Все ж
таки стараются. Поробили так-то с неделю либо
больше, видит Левонтий - пустяк дело, на хлеб не
сходится. Как быть? А самому все хуже да хуже.
Исчах совсем, но неохота по миру идти и на
ребятишек сумки надевать. Пошел в субботу сдать в
контору золотишко, какое намыл, а ребятам сказал:
- Вы тут побудьте, струмент покараульте, а то
таскать-то взад-вперед ни к чему нам.
Остались, значит, ребята караульщиками у
шалашика. Сбегал один на Чусову-реку. Близко она
тут. Порыбачил маленько. Надергал пескозобишков,
окунишков, и давай они ушку себе гоношить. Костер
запалили, а дело к вечеру. Боязно ребятам стало.
Только видят - идет старик, заводской же.
Семенычем его звали, а как по фамилии - не упомню.
Старик этот из солдат был. Раньше-то, сказывают,
самолучшим кричным мастером значился, да
согрубил что-то приказчику, тот его и велел в
пожарную отправить - пороть, значит. А этот
Семеныч не стал даваться, рожи которым покорябал,
как он сильно проворный был. Известно, кричный
мастер. Ну, все ж таки обломали. Пожарники-то
тогда здоровущие подбирались. Выпороли, значит,
Семеныча и за буйство в солдаты сдали. Через
двадцать пять годов он и пришел в завод-то вовсе
стариком, а домашние у него за это время все
примерли, избушка заколочена стояла. Хотели уж ее
разбирать. Шибко некорыстна была. Тут он и
объявился. Подправил свою избушку и живет
потихоньку, один-одинешенек. Только стали соседи
замечать - неспроста дело. Книжки какие-то у него.
И каждый вечер он над ими сидит. Думали, - может,
умеет людей лечить. Стали с этим подбегать.
Отказал. "Не знаю, - говорит, - этого дела. И
какое тут может леченье быть, коли такая ваша
работа". Думали, - может, веры какой особой.
Также не видно. В церкву ходит о пасхе да о
рождестве, как обыкновенно мужики, а
приверженности не оказывает. И тому опять
дивятся - работы нет, а чем-то живет. Огородишко,
конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел,
рыболовную снасть тоже. Только разве этим
проживешь? А деньжонки, промежду прочим, у него
были. Бывало, кое-кому и давал. И чудно этак. Иной
просит-просит, заклад дает, набавку, какую хошь,
обещает, а не даст. К другому сам придет:
- Возьми-ка, Иван или там Михайло, на корову.
Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать,
не можешь. - Однем словом, чудной старик.
Чертознаем его считали. Это больше за книжки-то.
Вот подошел этот Семеныч, поздоровался. Ребята
радехоньки, зовут его к себе:
- Садись, дедушко, похлебай ушки с нами. Он не
посупорствовал, сел. Попробовал ушки и давай
похваливать - до чего навариста да скусна. Сам из
сумы хлебушка мяконького достал, ломоточками
порушал и перед ребятами грудкой положил. Те
видят - старику ушка поглянулась, давай уплетать
хлебушко-от, а Семеныч одно свое - ушку
нахваливает, давно, дескать, так-то не едал.
Ребята под этот разговор и наелись как следует.
Чуть не весь стариков хлеб съели. А тот, знай,
похмыкивает:
- Давно так-то не едал.
Ну, наелись ребята, старик и стал их спрашивать
про их дела. Ребята обсказали ему все по порядку,
как отцу от заводской работы отказали и на волю
перевели, как они тут работали. Семеныч только
головой покачивает да повздыхивает: охо-хо да
охо-хо. Под конец спросил:
- Сколь намыли?
Ребята говорят:
- Золотник, а может, поболе, - так тятенька
сказывал. Старик встал и говорит:
- Ну ладно, ребята, надо вам помогчи. Только вы уж
помалкивайте. Чтоб ни-ни. Ни одной душе живой, а
то... - И Семеныч так на ребят поглядел, что им
страшно стало. Ровно вовсе не Семеныч это. Потом
опять усмехнулся и говорит:
- Вот что, ребята, вы тут сидите у костерка и меня
дожидайтесь, а я схожу - покучусь кому надо. Может,
он вам поможет. Только, чур, не бояться, а то все
дело пропадет. Помните это хорошенько.
И ушел старик в лес, а ребята остались. Друг -на
друга поглядывают и ничего не говорят. Потом
старший насмелился и говорит тихонько:
- Смотри, братко, не забудь, чтобы не бояться, - а
у самого губы побелели и зубы чакают.
Младший на это отвечает:
- Я, братко, не боюсь, - а сам помучнел весь.
Вот сидят так-то, дожидаются, а ночь уж совсем, и
тихо в лесу стало.
Слышно, как вода в Рябиновке шумит. Прошло
довольно дивно времечко, а никого нет, у ребят
испуг отбежал. Навалили они в костер хвои, еще
веселее стало. Вдруг слышат - в лесу
разговаривают. Ну, думают, какие-то идут Откуда в
экое время? Опять страшно стало.
И вот подходят к огню двое. Один-то Семеныч, а
другой с ним незнакомый какой-то и одет не
по-нашенски. Кафтан это на ем, штаны - все желтое,
из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх
кафтана широкий пояс с узорами и кистями, также
из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа
и слева красные зазорины, и сапожки тоже красные.
Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в
тугие кольца завилась. Так и видно, не разогнешь
их. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. А
смотрят по-хорошему, ласково. Мужик такого же
росту, как Семеныч, и не толстый, а видать,
грузный. На котором месте стал, под ногами у него
земля вдавилась. Ребятам все это занятно, они и
бояться забыли, смотрят на того человека, а он и
говорит Семенычу шуткой так:
- Это вольны-то старатели? Что найдут, все
заберут? Никому не оставят?
Потом прихмурился и говорит Семенычу, как
советует с им:
- А не испортим мы с тобой этих ребятишек?
Семеныч стал сказывать, что ребята не балованные,
хорошие, а тот опять свое:
- Все люди на одну колодку. Пока в нужде да в
бедности, ровно бы и ничего, а как за мое охвостье
поймаются, так откуда только на их всякой погани
налипнет.
Постоял, помолчал и говорит:
- Ну ладно, попытаем. Малолетки, может, лучше
окажутся. А так ребятки ладненьки, жалко будет,
ежели испортим. Меньшенький-то вон тонкогубик.
Как бы жадный не оказался. Ты уж понастуй сам,
Семеныч. Отец-то у них не жилец. Знаю я его. На
ладан дышит, а тоже старается сам кусок
заработать. Самостоятельный мужик. А вот дай ему
богатство - тоже испортится.
Разговаривает так-то с Семенычем, будто ребят
тут и нет. Потом посмотрел на них и говорит:
- Теперь, ребятушки, смотрите хорошенько.
Замечайте, куда след пойдет. По этому следу
сверху и копайте. Глубоко не лезьте, ни к чему это.
И вот видят ребята - человека того уж нет.
Которое место до пояса - все это голова стала, а от
пояса шея. Голова точь-в-точь такая, как была,
только большая, глаза ровно по гусиному яйцу
стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало
выкатываться тулово преогромного змея. Голова
поднялась выше леса. Потом тулово выгнулось
прямо на костер, вытянулось по земле, и поползло
это чудо к Рябиновке, а из земли всё кольца
выходят да выходят. Ровно им и конца нет. И то
диво, костер-то потух, а на полянке светло стало.
Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то
другой, и холодом потянуло. Дошел змей до
Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла
по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой
берег, дотянулся до старой березы, которая тут
стояла, и кричит:
- Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по
сиротскому делу. Чур, не жадничайте!
Сказал так-то и ровно растаял. Вода в Рябиновке
опять зашумела, и костерок оттаял и загорелся,
только трава будто все еще озябла, как иней ее
прихватил. Семеныч и объясняет ребятам:
- Это есть Великий Полоз. Все золото в его
власти. Где он пройдет - туда оно и подбежит. А
ходить он может и по земле и под землей, как ему
надо, и места может окружить, сколько хочет.
Оттого вот и бывает - найдут, например, люди
хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо
драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется.
Это, значит. Полоз побывал тут и отвел золото. А то
вот еще... Найдут старатели хорошее, россыпное
золото, ну, и питаются. А контора вдруг объявит -
уходите, мол, за казну это место берем, сами
добывать будем. Навезут это машин, народу
нагонят, а золота-то и нету. И вглубь бьют и во все
стороны лезут - нету, будто вовсе не бывало. Это
Полоз окружил все то место да пролежал так-то
ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу.
Попробуй найди, где он лежал.
Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да
мошенство были, а пуще того, чтобы один человек
другого утеснял. Ну, а если для себя стараются,
тем ничего, поможет еще когда, вот как вам. Только
вы смотрите, молчок про эти дела, а то все
испортите. И о том старайтесь, чтобы золото не
рвать. Не на то он вам его указал, чтобы жадничали.
Слышали, что говорил-то? Это не забывайте первым
делом. Ну, а теперь спать ступайте, а я посижу тут
у костерка.
Ребята послушались, ушли в шалашик, и сразу на
их сон навалился. Проснулись поздно. Другие
старатели уж давно работают. Посмотрели ребята
один на другого и спрашивают:
- Ты, братко, видел вчера что-нибудь? Другой ему:
- А ты видел?
Договорились все ж таки. Заклялись, забожились,
чтобы никому про то дело не сказывать и не
жадничать, и стали место выбирать, где дудку бить.
Тут у них маленько спор вышел. Старший парнишечка
говорит:
- Надо за Рябиновку у березы начинать. На том
самом месте, с коего Полоз последнее слово
сказал. Младший уговаривает:
- Не годится так-то, братко. Тайность живо наружу
выскочит, потому - другие старатели сразу набегут
полюбопытствовать, какой, дескать, песок пошел за
Рябиновкой. Тут все и откроется.
Поспорили так-то, пожалели, что Семеныча нет,
посоветовать не с кем, да углядели - как раз по
середке вчерашнего огневища воткнут березовый
колышек. "Не иначе, это Семеныч нам знак
оставил", - подумали ребята и стали на том месте
копать.
И сразу, слышь-ко, две золотые жужелки залетели,
да и песок пошел не такой, как раньше. Совсем
хорошо у них дело сперва направилось. Ну, потом
свихнулось, конечно. Только это уж другой сказ
будет.
|