Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
Алексей Караковский
Ожидание чуда
аброшенная
железнодорожная станция оказалась
не так пуста, как показалось на первый взгляд:
из-за леса едва заметно мигал, прорываясь сквозь
снегопад, фонарь обходчика. “Что ж, все, что
приходит первым в голову, — то и верно”, — решил
мальчик и направился в сторону путей.
За пазухой он нес кошку — маленькое черное
создание с женскими глазами. Они познакомились
полгода назад в маленьком южном городке, и
мальчик знал, что на самом деле кошка — вовсе не
кошка, а заколдованная девочка с черными
вьющимися волосами и зелеными глазами. Мальчик
любил кошку...
— Кто это там идет? — удивленно закричал
обходчик в ту сторону, откуда послышался звук
шагов.
— Я... — удивленно ответил мальчик.
— А... Ну пошли, чаем, что ли, угощу.
Обходчик был уже немолод. Он работал на этой
станции уже двадцать с лишним лет, а после того
как станцию закрыли, остался. Он жил на ней
совершенно один уже второй год и потому был рад
тому, что кто-то пришел.
Обходчик поставил чайник на стол и разлил чай
по кружкам. Мальчик почувствовал, что он здесь
нужен, и даже вспомнил полузабытое ощущение дома.
Кошка уснула на его коленях, и мальчик знал, что
она тоже рада.
— Куда ты идешь? — спросил обходчик.
— Не знаю... Об этом я как-то не задумывался.
— Но ты, наверное, ищешь чего-то?
— Да, но то, что я ищу, само меня найдет. Я даже не
знаю, как сказать-то... В общем, иногда случается
так, что действительно необходимо, чтобы
произошло чудо. Просто это — единственное, что
может помочь нам как-то все изменить. Я не могу
это объяснить словами...
— Я понимаю, о чем ты. Я жду то же самое. Да, я уже
много лет жду чуда... Как ты думаешь, оно придет?
— Не знаю. Может придти, а, может, и нет. Я просто
жду, и мне это уже помогает. Кто знает, может,
когда придет чудо, будет не в силах помочь даже
оно.
— Я вот что думаю. Ты блуждаешь где-то, я сижу
безвылазно здесь; так надо идти искать чудо или
оставаться на месте?
— Это, видимо, зависит от того, какое оно это
чудо. И от нас тоже.
— Тогда на этот вопрос нельзя ответить, —
грустно сказал обходчик и посмотрел на дно чашки.
— Не знаю, — ответил мальчик, — всегда думал,
что ничего зря не происходит. Все события —
цепочка взаимосвязей, ведущая нас к цели. Только
мы редко это понимаем, потому что цели себе не
ставим. Она как-то сама собой возникает.
— Я думал раньше, что чем дольше ждешь, тем
большее событие должно произойти. Но теперь мне
кажется, что это не так. Теперь я боюсь его
пропустить.
— А разве чудо — это обязательно событие?
— Конечно, нет. Это особое состояние, исходящее
из наших душ, что-то вроде любви. Да, наверное, это
любовь и, видимо, что-то еще, чему названия я никак
не могу подобрать. Но это что-то переделывает мир!
— И тогда уже видишь все иначе...
— Да, конечно... Но что говорить о чуде, если мы
сами толком не знаем, какое оно и существует ли
вообще.
— Но мы можем ждать и надеяться. Ведь это уже
очень много!
Обходчик налил еще чаю себе и мальчику.
— Все начинается с любви... — задумчиво шептал
он.
Мальчик молчал. Ему было тепло и уютно, а кошка
уже давно спала на его коленях, уткнувшись в полу
куртки.
За окном бушевала вьюга. Небо, связанное белыми
бинтами снега, молчало и не двигалось. С Белого
моря обрывками газет летела соленая тоска. Так из
нескольких составляющих получалось такое
Молчание, которое не поймешь и не выживешь.
Кричишь — и крика нет. Стучишься в двери — и
двери убегают от тебя. И в эти минуты понимаешь,
что очень здорово спать на старой железной
кровати в теплом доме рядом с любимым существом.
А вокруг тебя на десятки километров — ни души.
Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так,
чтобы чувствовать только ее. Она не была против,
наоборот, сама вроде бы ждала ласки. Можно было
смотреть в ее глаза, смотреть бесконечно и видеть
всю свою жизнь. Она, казалось бы, не возражала и
этому: не отводила глаз и, наверняка, видела
намного больше, чем казалось со стороны. Можно
было быть с ней всегда рядом — она нуждалась в
заботе. Можно было беспрепятственно любить ее и
быть при этом чертовски счастливым рядом с ней —
уже этого было достаточно. Нельзя было лишь
одного: услышать, узнать, любит ли она...
“Обходчик прав. Все начинается с любви”, —
думал мальчик, гладя спящую на его коленях кошку,
— “Но что же дальше?”.
Свет был неполон.
Успеть запрыгнуть на товарную платформу
уходящего поезда — не самая легкая задача и для
взрослого человека. Мальчику, впрочем, это
удалось, и теперь он ехал в сторону большой
станции, как всегда со своей кошкой. Он еще не
знал, зачем он едет, но уже знал, что за этим
последует.
С утреннего неба звонко покатилась звезда и
замерла тоненько в воздухе между небом и
горизонтом. Мальчик успокоился и заснул.
Разбудил его ленивый окрик железнодорожных дел служащего.
— Ты кто? Что здесь делаешь?
Мальчик молчал. Ему не хотелось отвечать на
какие-либо вопросы.
— Где твои родители?
Мальчик по-прежнему молчал, указывая при этом
рукой куда-то вверх. Железнодорожник посмотрел
на небо и обомлел: в ярком зимнем небе плыла,
покачиваясь стая невероятных розовых птиц с
оливковыми глазами. Фламинго летели в сторону
севера, и в суровых беломорских краях смотрелись
полной галлюцинацией.
На лице железнодорожника отразилось смятение.
Этого только мальчик и ждал. Замешательство
служащего длилось лишь секунду, но куда там!
— Стой! — разнесся его крик.
На беду около диспетчерской курил сержант
транспортной милиции...
В камере предварительного заключения кроме
мальчика сидел лишь один человек — пожилой
мужчина, также пойманный на вокзале. Перед этим
он несколько дней находился в федеральном
розыске.
— Меня посадят за поджог, — сетовал он, — да, за
поджог. В мои-то годы...
Он тяжело вздохнул.
— Я родился в Ленинграде. Это сейчас он
называется Петербургом, но родился я именно в
Ленинграде. Всю жизнь работал в театре кукольным
мастером. Я умел делать любые куклы — сначала
простые, потом сложные. Я хотел добиться
совершенства. Я мечтал о том, что наступит день, и
куклы оживут. Мое искусство станет безграничным.
И лишь недавно я случайно достиг цели.
Представляешь, все эти куклы ожили! Они плакали и
смеялись, играли свои роли как живые! Я был
счастлив. Я считал, что получал все самое
желанное, и теперь могу с легким сердцем умереть.
Но однажды мне пришлось остаться в театре на
ночную вахту. Я, как всегда после полуночи, прошел
по зданию, проверяя, все ли в порядке. Когда я шел
по коридору мимо своей мастерской, из-за двери
послышался шум. Я открыл дверь и обомлел.
Представляешь, эти куклы... мои куклы... они делали бомбы!
Мастер остановился, чтобы перевести дух.
— Вы мечтаете сейчас о чем-нибудь? — спросил
мальчик.
— Нет. Я сжег своих кукол, я сжег свою
мастерскую. У меня нет прошлого. А как можно
думать о будущем, не имея прошлого?
— Вы устали...
— Да, я устал! Мне страшно, потому что я тяну на
себе всю свою жизнь!
— Значит, вы все-таки кое-чего хотите. Вы хотите
освободиться от всего, что у вас за спиной.
— Это невозможно. Чудес не бывает.
— Почему же? Бывают. Надо только их ждать.
— Так почему же чуду не произойти сейчас? Пусть
будет! — воскликнул кукольный мастер, и вдруг
остановился, сам испугавшись неожиданного
последствия своих слов.
В тот же миг в воздухе растворилась сначала
грязная камера, потом грязный вокзал, потом
грязный пристанционный поселок и осталась
только огромная поляна в разноцветных цветах,
залитая золотым светом. Старый кукольный мастер
неожиданно стал выглядеть моложе: черты лица его
разгладились, усталость и злость покинули глаза.
Изменился и мальчик. Он стал чувствовать себя
словно взрослее и серьезней, но в то же время душу
его переполняла радость: он знал, что дождался
того, чего хотел. И радость эту он мог хранить в
себе всегда, не ожидая каждый раз чего-то еще.
Тогда лишь он осмелился перевести взгляд на
кошку и обомлел.
Перед ним стояла девочка — та самая, которую он
себе представлял, только еще лучше: черные
вьющиеся волосы, зеленые глаза, задорная улыбка.
И тогда ему показалось, что нет никаких преград
для чуда.
— Здравствуй, — сказала девочка.
— Здравствуй, — ответил мальчик.
— Подожди! — успел крикнуть кукольный мастер
до того, как мальчик и девочка подошли друг к
другу близко-близко, и... Он хотел сказать, что они
здесь на мгновение, они вышли его проводить... Но
поздно. Едва рука коснулась руки, картина
померкла, и вот снова все, как было раньше:
грязный поселок, грязный вокзал, грязная камера.
Не было лишь старого кукольного мастера.
— А что было потом? — спросил обходчик, доливая
чай себе и мальчику.
— Потом я без особого труда отделался от
милиции и доехал на платформе товарного поезда
обратно. Это было уже проще... А еще я понял, что
это было.
— Что-то вроде чуда, произошедшего не с тобой?
— Да, именно так. Это было самое настоящее чудо,
происшедшее не с нами, но при нас! Потому оно нас и
коснулось.
— А куда ты провожал кукольного мастера?
— Не знаю. Может быть, в мир его мечты. Но иногда
мне кажется, что он слышит наш разговор, и если
случится минута сомнения, то он подаст нам добрый
знак.
Обходчик задумался.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Не знаю пока.
— А я знаю, — ответил обходчик, — ты попьешь еще чаю.
Надо было разогреть чайник снова, и обходчик
пошел к плитке. Он думал о том, как хорошо, что
чудо действительно можно дождаться, как дождался
его кукольный мастер.
А мальчик смотрел на кошку, спящую у него на
коленях, и думал о том, о чем думал всегда. Можно
было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы
чувствовать только ее. Можно было смотреть в ее
глаза и видеть всю свою жизнь. Нельзя было лишь
одного: услышать, узнать, любит ли она его, как он
любит ее...
|