Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
Г.Х. Андерсен
Директор кукольного театра
числе
пассажиров на пароходе находился
пожилой господин с таким весёлым и довольным
лицом, что если не сомневаться в его искренности,
то его пришлось бы признать счастливейшим
человеком на свете. Да так оно и было - он сам
сказал мне это. Оказался он моим земляком,
датчанином, и директором странствующей труппы.
Всю труппу он возил с собою в большом сундуке: это
были куклы. Его природный весёлый нрав прошел
через горнило испытаний и закалился благодаря
эксперименту одного политехника. Последний
превратил директора в истинного счастливца.
Сразу я не понял, в чём суть; тогда он подробно
рассказал мне всю историю. Вот она.
- Дело было в городе Слагельсе, - рассказывал он.
- Я давал представление в зале на почтовой
станции; сбор был полный, публика блестящая, но
совсем зелёная, за исключением двух-трех пожилых
матрон. Вдруг входит господин в чёрной паре, с
виду студент, садится и где следует смеётся, где
следует аплодирует!.. Зритель не из обыкновенных!
Я захотел узнать, кто он такой. Слышу - кандидат
политехнических наук, командированный в
провинцию просвещать народ. В восемь часов
вечера представление моё кончилось, детям надо
ведь ложиться спать пораньше, а моё дело
заботиться об удобствах публики. В девять часов
начал читать лекцию и показывать свои опыты
кандидат, и теперь я превратился в слушателя. Да
оно и стоило послушать и поглядеть! Правда,
большая часть лекции была мне, как говорится, не
по зубам, но мне стало ясно одно: если мы, люди,
способны додуматься до таких вещей, то должны
годиться кое на что и после того, как нас упрячут
в землю. Кандидат положительно делал маленькие
чудеса, но всё выходило у него так просто,
естественно! Во времена Моисея и пророков такой
политехник прослыл бы за одного из первых
мудрецов, а в средние века его бы просто сожгли!
Всю ночь я не мог заснуть; на другой день вечером
я опять давал представление; кандидат снова
присутствовал, и я был, что называется, в ударе. Я
слышал от одного актера, что он, играя роли первых
любовников, всегда имел в виду одну из
зрительниц, для неё одной и играл, забывая всех
остальных. Такою “зрительницей” стал для меня
кандидат; для него я и играл. Представление
кончилось, всю мою труппу вызывали много раз, а
меня кандидат пригласил к себе распить с ним в
компании бутылочку вина. Он говорил о моём
театре, а я - о его науке, и думаю, что оба мы были
одинаково довольны друг другом, но я в своём деле
всё-таки достиг большего: он-то многих из своих
фокусов и сам объяснить не мог. Почему, например,
железная пластинка, пропущенная сквозь спираль,
намагничивается? Она словно одухотворяется, но
как, чем? Вот и с людьми то же самое, думается мне:
создатель пропускает их через спираль времени,
на них нисходит дух, и вот вам - Наполеон, Лютер
или кто-нибудь другой в этом роде. “Мир - ряд
чудес, - сказал мой кандидат, - но мы так привыкли к
ним, что зовём их обыденными явлениями”. И он
пустился в объяснения; под конец мне стало
казаться, что мне как будто приподняли темя и
черепная коробка моя расширилась! Я сознался,
что, не уйди уже мое время, я бы сейчас же поступил
в политехнический институт учиться разбирать
мир по косточкам, даром что я и без того один из
счастливейших людей на свете! “Один из
счастливейших людей! - повторил кандидат, словно
смакуя мои слова. - Так вы счастливы?” - “Да! -
ответил я. - Я счастлив; меня с моей труппой
принимают отлично во всех городах. Правда, есть у
меня одно желание, которое иногда дразнит меня,
как бесёнок, и смущает мой весёлый нрав... Мне бы
хотелось стать директором настоящей труппы!” -
“Вы хотели бы оживить своих марионеток? Желали
бы, чтобы они сделались настоящими актерами, а вы
директором настоящей труппы? - спросил меня
кандидат. - Вы думаете, что будете тогда вполне
счастливы?”
Сам он этого не думал, а я думал, и мы долго
спорили, но каждый остался при своём мнении.
Разговаривая, мы не переставали чокаться; вино
было доброе, но не простое, что ни говори; иначе
пришлось бы объяснить всю историю тем, что я
попросту наклюкался! Но пьян я не был, ни-ни!..
Вдруг вижу: всю комнату точно озарило солнцем;
лицо кандидата так и светится. Мне сейчас
вспомнились сказания о вечно юных богах
древности, разгуливавших по свету. Я сказал ему
об этом, он улыбнулся, и я готов был поклясться,
что передо мною сидит переодетый бог или один из
сродников богов. Так оно и было; и вот желанию
моему суждено было исполниться: куклы сделались
живыми людьми, а я - настоящим директором. По
этому случаю мы выпили ещё; потом кандидат
запрятал всех моих кукол в сундук, привязал его к
моей спине и пропустил меня через спираль. Я и
теперь ещё слышу, как я шлёпнулся на пол!
В самом деле, я лежал на полу, а вся моя труппа
выпрыгнула из ящика. Куклы превратились в
замечательных артистов - это они сами мне
сказали, - а я был их директором. Всё было готово к
первому представлению, но вся труппа желала
поговорить со мною, публика тоже. Первая
танцовщица заявила, что, если она не будет стоять
на одной ножке, сборы падут; она являлась главным
лицом в труппе в требовала соответственного
обращения. Кукла, игравшая королев, желала, чтобы
с нею и вне сцены обходились, как с королевой, -
иначе она отвыкнет от своего амплуа! Выходной
актер, являвшийся с письмом, воображал себя такою
же артистическою величиною, как и первый
любовник: нет ни малых, ни великих актеров, все
одинаково важны в смысле сценического ансамбля!
Трагик же требовал, чтобы вся его роль сплошь
состояла из одних сильных мест: за ними ведь
следуют аплодисменты и вызовы. Примадонна хотела
играть только при красном бенгальском освещении
- это ей шло, а голубое было не к лицу. Словом, все
жужжали, точно мухи в бутылке, а в середине её
сидел я сам - я был директором! Дыхание спиралось
у меня в груди, голова кружилась, я очутился в
самом жалком положении, в какое только может
попасть человек: меня окружала совсем новая
порода людей! Я от души желал упрятать их всех
опять в сундук и вовеки не бывать настоящим
директором! Я и сказал им прямо, что все они, в
сущности, только марионетки, а они за это избили
меня до полусмерти. Очнулся я на своей постели, в
своей комнате. Как я попал туда, знает, может быть,
кандидат, но не я. Месяц светил прямо на пол, а на
полу валялся опрокинутый сундук и вокруг него
все мое куклы, малые и большие, - вся труппа! Я
зевать не стал, спрыгнул с постели, побросал их
всех в сундук, одних ногами вниз, других головой,
захлопнул крышку и сам уселся на неё. Вот-то была
картина!: Можете себе представить? Я могу. “Ну-с,
теперь вы останетесь там! - сказал я куклам. - А я
никогда больше не пожелаю оживить вас!” На душе у
меня стало так легко, я опять был счастливейшим
человеком. Кандидат политехнических наук
просветил меня. Я был до того счастлив, что как
сидел на сундуке, так и заснул. Утром - скорее,
впрочем, в полдень, я непостижимо долго спал в
этот день! - я проснулся и увидал, что все ещё сижу
на сундуке. Теперь я был вполне счастлив: я
убедился, что мое прежнее желание было просто
глупостью. Я справился о кандидате, но он исчез,
как исчезали греческие и римские боги. С тех пор я
и считаю себя счастливейшим человеком. Ну, не
счастливый ли я в самом деле директор? Труппа моя
не рассуждает, публика тоже, а забавляется себе
от всей души. И я свободно могу сам сочинять для
себя пьесы. Из всех пьес я беру что хочу - самое
лучшее, и никто не в претензии. Есть такие пьесы,
которыми теперь директора больших театров
пренебрегают, но которые лет тридцать тому назад
давали полные сборы, заставляли публику
проливать слёзы: я даю эти пьесы на своей сцене, и
малыши плачут, как, бывало, плакали их папаши и
мамаши. Я даю “Иоганну Монфокон” и “Дювеке” -
конечно, в сокращенном виде: малыши не любят
длинной любовной канители; им бы хоть плохой
конец, да скоро. Так-то изъездил я всю Данию и
вдоль и поперек, знаю всех, и меня знают все.
Теперь вот направляюсь в Швецию; посчастливится
мне там, наживу деньжонок - сделаюсь скандинавом,
а иначе - нет; говорю вам откровенно, как своему
земляку!
А я, конечно, не замедлил рассказать о своей
встрече вам; такая уж у меня повадка -
рассказывать.
|