Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
А. Якимович
Сказка про смелого ёжика
идит зайка Русачок под
зелёной ёлочкой и горько плачет. Лапками слезы
вытирает. А слезы так и сыплются, как град, так и
сыплются. Сильно, видно, загоревал зайка. Плачет
он, бедный, да всё приговаривает:
— Как же мне теперь жить-то на белом
свете? У-у-у-у-у... Если так, что и воробья уже
бойся... Эх,— говорит,— пойти разве да утопиться с
горя...
Плакал зайка, плакал, наконец побежал
топиться. Прибегает на речку. И только хотел
бултыхнуться с высокого берега в воду, как
слышит:
— Эй, косоглазый, куда разогнался? —
кричит ему родственница лисица-хитрица.— Плохо
всё-таки, скажу тебе честно, иметь косые глаза.
Так и утопиться можно...
— Вот это мне как раз и надо,— говорит
сквозь слезы зайка Русачок.— Только в воду,
только утопиться...
— Что ты, братец, что ты? Опомнись, что
говоришь? Зачем тебе топиться?
— Как это зачем? И ты бы не лучше
сделала, если бы тебя так побил и обидел... у-у-у...—
зайка захлебнулся и не мог дальше говорить.
— Кто побил? Кто обидел? Ничего не
понимаю.
— Кто? Да кривоногий топотун этот —
ёжик. И хоть бы кто людской,— при последних
словах зайка вытер лапкой самую большую слезу.
— Ай, ай,— ещё больше заинтересовалась
лисица-хитрица,— ёжик тебя побил и обидел! Не
думала, братец, не думала услыхать такие новости.
Как же это случилось?!
Зайка присел на задние лапки и стал
рассказывать.
— Пошёл я,— говорит,— недавно под
Берёзовую горку сладкого клевера пощипать. А тут
и ёжик притащился — ползун этот кривоногий — и
давай по клеверу кататься. Так и мнёт его, так и
топчет. Ну, разве могло выдержать моё заячье
сердце такую обиду? Набрался я храбрости да как
закричу на него!.. А он вместо того, чтобы убегать,
подбежал ко мне и давай дубасить и давай иголками
колоть. Я чуть живой вырвался. У-у-у...— опять
расплакался зайка Русачок.
И он не в шутку собрался прыгнуть в
воду. Жаль стало лисице-хитрице зайки. Как-никак,
свой человек. И если каждая там букашка начнёт
его обижать, тогда и вправду лучше утопиться.
— Стой, погоди,— говорит лисица,— не
топись, братец. Я за тебя заступлюсь. Уж я покажу
ему, ползуну этому несчастному! Как только увижу,
сразу съем его... Будет он знать! Будет он век меня
помнить!
— Заступись, сестрица, заступись...
Зайка обрадовался и перестал плакать.
Прибежала лисица-хитрица к Берёзовой
горе, стала в ложбинке и выглядывает, где тот
ёжик, который так безжалостно обидел её приятеля
зайку Русачка. Вдруг какой-то тяжёлый колючий
клубок камнем упал ей на спину.
— Фф-р-р-р! Пы-ы-ых! — зафыркало и
запыхкало над самой её головою.— Фф-р-р! Пы-ы-ых!
Лисица, долго не думая, как подпрыгнет,
как побежит: по пням да по корчам, по кустам да по
зарослям... Только хвост пушистый мелькает, следы
заметает.
Художник Canopus | Ёжик
только что перед этим возвращался
домой с Берёзовой горы и, как обычно, чтобы
сократить дорогу, катился клубком,— где
подскоком, а где боком.
Вот во время такого забавного
путешествия он и не заметил, как очутился на
спине у лисицы: она стояла как раз под самою
горою.
Ёжик, бедный, так перепугался, что
вцепился лапами в густую шерсть да только
фыркает, да только пыхкает. И оторваться боится,
чтобы о дерево или пень какой-нибудь не убиться, и
на лисице ехать страшно.
Лисица же в этот миг думала, что уже
смерть её пришла. Примчалась домой и — в нору.
Нора была узкая, только ей самой пролезть, и ёжик
сорвался. Обрадовался он и без оглядки покатился
назад.
Сидит лисица-хитрица в тёмной норе и не
дышит. “Вот это зверь так зверь!.. — думает она.—
Ну и отчаянный! Не успела оглянуться, а он уже — и
на спину, и душит, и колет. Нет, век не буду сама с
ним связываться. За версту обойду, если
где-нибудь встречу”.
Сидит лисица, а вылезть боится.
“Хитрый,— думает,— небось, притаился, ждёт, но
нет, не дождаться тебе, топо-тун несчастный: умру,
а не вылезу...”
Сидит она так день, сидит второй. А на
третий слышит знакомый голос:
— Эй, кумушка-голубушка, жива ли ты,
здорова ли? Что это не видно тебя совсем? Я уже,
признаться, заскучал без тебя...
Обрадовалась лисица волку зубастому и
вылезла. Вылезла и расплакалась.
— Что с тобой, кумушка-голубушка? —
спрашивает волк.— Какое такое горе у тебя?
— Как же мне не плакать,— говорит
она,— как не горевать? Не только плакать, а пойти
разве и в воду броситься. Всё равно — смерть. Он
же меня в другой раз живой не отпустит.— И она
рассказала куму, как едва не задушил её ёжик. Ещё
бы чуточку, и конец бы ей был.
Но волк вместо сочувствия давай
хохотать, давай со смеху кататься. Смешно ему,
чтобы ёжик лисицу задушил.
— Чего смеёшься? — говорит лисица
обиженно.— Он и тебя может задушить. Ты только
попадись ему на глаза.
Говорит она так, а сама себе и думает:
“Вот подзадорю волка, покажет он тому
кривоногому ползуну... И духу-то от него не
останется. Будет он знать”.
— Ладно, кумушка,— говорит наконец
волк зубастый,— я за тебя заступлюсь.
— Заступись, куманёк, заступись,—
просит лисица.
— Я его в один миг разорву! — хвалится
волк.
Сказал он так и побежал искать ёжика.
Бежит волк, бежит, только сучья под
ногами трещат. Зубами заранее щёлкает, ёжика
смакует.
Прибегает к Берёзовой горе. Видит —
какая-то копёнка травы навстречу едет: без коня и
без телеги — сама едет.
Присмотрелся волк получше — а это и
есть ёжик: понацепил на себя он листьев и везёт в
нору.
— Эй, ёжик, ты что же это мою куму
обижаешь? — завыл волк зубастый и злобно щёлкнул
зубами.
— Я... я...— у ёжика с перепугу язык
отняло.
— Вот я тебе “наякаю”! — ещё злее
щёлкнул зубами волк, и даже слюнки у него потекли.
Волк в это время был голоден и не мог больше
терпеть. Он подскочил к ёжику и цапнул его в свою
широченную пасть.
Но тут случилось что-то такое, от чего у
волка прямо искры из глаз посыпались. Выплюнул он
ёжика и ходу подальше от беды. Бежит, а за ним
вслед кровавая стёжка: понятно, весь рот исколол
ему ёжик.
Прибежал волк домой сердитый,
сердитый, сидит и кровью плюётся. Идёт вскорости
сосед его, Михаиле Иванович. Увидел он, что волк
кровью плюётся.
— Что это,— говорит,— сосед, с тобою:
не у зубного ли был?
— Ай, Михайло Иванович,— говорит волк
зубастый,— хуже.
И он рассказал соседу про свою беду:
как ёжик резал его острыми иглами.
— Хоть ты в лесу теперь не живи, хоть ты
топиться иди...
—Ладно, брат,— утешил его Михайло
Иванович.— Я, брат, за тебя заступлюсь. Как
встречу его — убью. Уж я не позволю, чтобы он мне
горло резал. Лапой как стукну, так и конец ему
будет. Ишь, какой ловкий: ножами режет! Погоди же,
я тебе покажу!
И Михайло Иванович давай топать и
горячиться. Так разгорячился, что готов тут же
идти ёжика бить. Но вспомнил, что собирался рыбу
ловить, потому что очень проголодался за долгий
день.
— Пока, брат,— говорит он,— не
волнуйся. Всё будет, как я сказал.
И Михайло Иванович пошёл. А волк
остался дома. Страшно и нос показать, чтобы опять
не нарваться на того ёжика. Пришёл Михайло
Иванович на речку, сел на бережку и занялся
рыбной ловлей. Увидит с берега рыбу, схватит её
лапою и бросит за куст. А то засадит лапу под
корягу или в нору и вытащит усатого рака.
Вот ловил он так, ловил, а под конец
решил и закусить. “Много уже, наверное, рыбки
набралось,— подумал он.— Ну и закушу на славу!”
И у Михаила Ивановича заранее потекли
слюнки.
Пришёл он за куст, а там — ни одной
рыбки, ни одного рака. “Что за чудеса,— ворчит
Михайло Иванович,— куда же рыба подевалась?
Будто сквозь землю провалилась...”
Вдруг видит — неподалёку
лисица-хитрица вертится.
— Эй, рыжуха,— окликнул её Михайло
Иванович,— как тебе не стыдно! Да я... Да я же
сейчас тебя саму съем за такие штучки!
— Что ты, Михайло Иванович,— ласково
заговорила лисица,— разве же можно, чтобы я да
твою рыбку съела...
— А кто же, если не ты? — заревел
Михайло Иванович.
— Знаю кто,— шепчет ему издали
лисица,— да только сказать боюсь. Разве что на
ушко, чтобы хоть не услыхал он. А то не жить мне
тогда.
Подошла лисица близёхонько к Михайлу
Ивановичу и шепнула ему на ухо:
— Ежик, чтобы мне так жить, сама
видела... Ещё пуще расходился Михайло Иванович,
ещё больше на ёжика озлился. Даже на месте не
устоит... Так и горят от злости его когти.
— Где он, лисонька, покажи мне,— просит
Михаиле Иванович.
А лисица только этого и ждала: Михайло
Иванович уж наверняка за всех ёжику отомстит. Она
охотно согласилась показать ёжикову хату.
Ежик только что вернулся с охоты и
теперь сладко дремал на мягкой постели. Ему
сегодня повезло: он словил с десяток лягушек и
мышей, под конец набрёл на птичьи яйца, да и запил
ими свой богатый обед. Вот почему он был в хорошем
настроении и дремал, думая о недавних
приключениях с лисицей и волком. После этих
приключений он не на шутку стал бояться жить на
свете. Но, судя по всему, не только он, ёжик,
испугался лисицы и волка, а наоборот,— скорее они
испугались его. Ведь если бы не так, то почему же
дали стрекача от него и лисица, и волк, не говоря
уже про зайку. Это последнее наводило ёжика на
мысль, что, наверное, он и есть самый сильный и
грозный зверь в лесу. От этой мысли ему
становилось весело и приятно. Как-никак — это не
хаханьки! Но тут вдруг вспомнил он, что есть ещё в
их лесу зверь Михайло Иванович — не ровня ни
лисице, ни волку, а про зайку даже и речи нет. Эти
неприятные воспоминания немного остудили
геройское настроение воинственного ёжика. Но,
как говорится: волка помяни, а он и тут. Так было
на этот раз и с медведем. Только ёжик подумал про
него, а он шасть сюда, и даже не один.
Как увидел их ёжик, так и окаменел со
страху. Свернул в клубочек свою щетину и
приготовился к смерти.
Подошёл Михайло Иванович ближе к
ёжику, поглядел, а потом как заревёт на весь лес:
— Ах ты, обжора, сам с клопа, а вишь,
сколько рыбы моей слопал! Я ведь целую ночь ловил.
И как тебя, обжора, не разорвало на части!..
Лисица же тем временем просто давится
со смеху: известно, рыбку-то она сама съела.
Ругал Михайло Иванович ёжика, ругал, а
он хоть бы что. Даже не шевельнётся. Тут Михайло
Иванович ещё пуще расходился: он же в своём лесу
зверь над всеми зверями, и каждый должен не
только слушаться его, но и дрожать перед ним! А
ёжик не считает нужным даже взглянуть на его
грозную особу: слопал всю рыбу и всё тут. Хотел
Михайло Иванович схватить ёжика и разорвать его,
но вспомнил горькую волчью практику. Тогда он со
всего маху хватил ёжика лапой. Ёжик откатился в
сторону — только и всего. А медведь так и
заскакал на трёх ногах: вся лапа его была
изранена и утыкана иголками. Взвыл он от боли и —
подальше от беды на трёх ногах. Лисица за ним.
Вытащил ёжик голову из колючек на свет
и видит: Михайло Иванович даёт стрекача на трёх
ногах и лисица-хитрица за ним едва поспевает. Тут
он расхрабрился уже как следует.
— Держи их, держи разбойников! —
закричал он вдогонку.
Медведю показалось, что ёжик догоняет
их. Он опустился на все четыре лапы и, не обращая
внимания на страшную боль, так помчался — только
лес трещит.
Вот прибежали Михайло Иванович с
лисицей к волку и зайке.
— Ну как, задушил ёжика? — спрашивает
волк.
— Задушил, задушил,—передразнил его
злой Михайло Иванович.— Видишь, как он меня
искалечил,—и выставил свою окровавленную лапу.—
Так полоснул, — говорит, — меня по лапе этот
зверюга, что я чуть не помер от боли. Ах, зайка,
возьми щипцы, повытаскивай из лапы иголки. Просто
нет больше мочи.
Взял зайка щипцы, повытаскивал из лапы
иголки и перевязал её бинтом.
Вот уселись звери в ряд и стали
горевать, думу думать, как им ёжика одолеть. Но
что они ни придумают, всё не так. Наконец лисица и
говорит:
— Пойти разве всем вместе. Быть не
может, чтобы не управились.
Предложение лисицы было умное, и все
охотно с нею согласились.
Выстроились звери друг за дружкой и
пошли. Впереди шёл самый главный зверь — Михайло
Иванович, за ним — волк зубастый, за волком —
лисица-хитрица, а за лисицею — зайка Русачок.
Идут и рассуждают потихоньку, как им ёжика
одолеть.
Лисица и говорит:
— Лучше всего разорвать его в клочки. Ты, Михайло
Иванович, как самый сильный, будешь тянуть за
голову, ты, волк зубастый, и ты, зайка Русачок, за
хвост,— вот у вас и равные силы будут. А я буду
команду подавать. Как крикну:
“Раз-два-три—рви!”—так вы и разрывайте его.
Все опять согласились с Лисицыным
предложением. И вправду, лучше, чем она, не
придумаешь.
Пришли они к Берёзовой горе, смотрят и
глазам не верят: на полянке под горою ёжик душит
страшную ядовитую змею. И так смело и решительно
расправляется с нею.
Зайка тут же и обомлел: он не мог видеть
такой страшной сцены. У лисицы с перепугу
схватило живот, и она скорей побежала в кусты.
Даже у Михайла Ивановича затряслись поджилки.
— Нет,— говорит Михайло Иванович,— с
таким страшным зверем шутки плохи. Он даже
ядовитой змеи не боится, не то что нас.
Повернулся он и ходу, а за ним и все
звери. С того времени все они боятся ёжика и не
трогают его.
Только одна лисица-хитрица придумала
способ, как ёжика одолеть, но никому об этом не
сказала. Да и самой ей не всегда этот способ
удаётся.
|