Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.
Винни-Пух и Все-Все-Все... (продолжение)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой Кролик очень занят
и мы впервые встречаемся с пятнистым Щасвирнусом
Всё предвещало, что у Кролика опять будет очень
занятой день. Едва успев открыть глаза, Кролик
почувствовал, что сегодня всё от него зависит, и
все на него рассчитывают. Это был как раз такой
день, когда надо было, скажем, написать письмо
(подпись — Кролик), день, когда следовало всё
проверить, всё выяснить, всё разъяснить и,
наконец, самое главное — что-то организовать.
В такое утро непременно надо было забежать на
минутку к Пуху и сказать: “Ну что ж, отлично,
тогда я передам Пятачку”, а затем к Пятачку и
сообщить: “Пух считает... Но лучше я сначала
загляну к Сове”. Начинался такой, как бы вам
сказать, командирский день, когда все говорят:
“Да, Кролик”, “Хорошо, Кролик”, “Будет
исполнено, Кролик” и вообще ожидают дальнейших
распоряжений. Кролик вышел из дому и,
принюхиваясь к тёплому весеннему ветру,
размышлял о том, с чего начать.
Ближе всех к нему был дом Кенги, а в домике Кенги
был Ру, который умел говорить: “Да, Кролик” и
“Хорошо, Кролик”, пожалуй, лучше всех в Лесу; но,
увы, в последнее время там безотлучно находился
ещё один зверь — непослушный и неугомонный
Тигра. А он, как известно, был такой Тигра, который
всегда сам лучше вас всё знает, и, если вы
говорите ему, куда надо идти, он прибегает туда
первым, а когда вы туда доберётесь, его и след
простыл, и вам даже некому гордо сказать: “Ну вот,
мы у цели!”
— Нет, к Кенге не надо,— задумчиво сказал
Кролик, подкручивая усики. И, желая окончательно
удостовериться в том, что он туда не идёт, он
повернул налево и побежал прямёхонько к дому
Кристофера Робина.
“Что ни говори,— твердил Кролик про себя,—
Кристофер Робин надеется только на меня. Он,
конечно, любит Пуха, и Пятачка, и Иа, я — тоже, но у
них у всех в голове опилки. Это ясно. Он уважает
Сову, потому что нельзя не уважать того, кто умеет
написать слово “суббота”, даже если он пишет его
неправильно, но правильнописание — это ещё не
всё. Бывают такие дни, когда умение написать
слово “суббота” просто не считается. А Кенга
слишком занята Крошкой Ру, а Крошка Ру слишком
маленький, а Тигра слишком непослушный, так что,
когда наступает ответственный момент, надеяться
можно только на меня. Я пойду и узнаю, в чём ему
нужно помочь, и тогда я ему, конечно, помогу.
Сегодня как раз день для таких занятий”.
Он весело перескочил на другой берег реки и
вскоре оказался в районе, где жили его
Родственники и Знакомые; сегодня их было,
кажется, ещё больше обыкновенного. Кивнув
одному-другому Ежу (поздороваться с ними за руку
было, понятно, некогда), небрежно бросив “Доброе
утро, доброе утро” ещё кое-кому и снисходительно
приветствовав самых маленьких словами: “Ах, это
вы”, Кролик махнул им всем лапкой и скрылся. Всё
это вызвало такое волнение и восхищение среди
Родственников и Знакомых, что некоторые
представители семейства Козявок, включая Сашку
Букашку, немедленно направились в Дремучий Лес и
полезли на деревья, надеясь, что они успеют
забраться на верхушку до того, как это — что бы
оно, там ни было — случится, и они смогут всё как
следует увидеть.
Кролик нёсся по опушке Дремучего Леса, с каждой
минутой всё больше чувствуя важность своей
задачи, и, наконец, он прибежал к дереву, в котором
жил Кристофер Робин.
Он постучал в дверь.
Он раза два окликнул Кристофера Робина.
Потом он отошёл немного назад и, заслонив
лапкой глаза от солнца, ещё покричал, глядя на
верхушку.
Потом он зашёл с другой стороны и опять
покричал: “Эй!” и “Слушай!” и “Это Кролик!”, но
ничего не произошло. Тогда он замолчал и
прислушался, и всё замолчало и прислушалось
вместе с ним, и в освещённом солнцем Лесу стало
тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невероятной
вышине запел жаворонок.
— Обидно, — сказал Кролик, — он ушёл.
Он снова повернулся к зелёной двери, просто так,
для порядка, и собирался уже идти, чувствуя, что
утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на
земле листок бумаги. В листке торчала булавка;
очевидно, он упал с двери.
— Ага, — сказал Кролик, снова приходя в хорошее
настроение. — Мне опять письмо! Вот что там
говорилось:
— Ага! — повторил Кролик.— Надо немедленно
сообщить остальным.
И он с важным видом двинулся в путь.
Ближе всего отсюда жила Сова, и Кролик направил
свои стопы по Дремучему Лесу к дому Совы. Он
подошёл к двери, позвонил и постучал; потом снова
постучал и опять позвонил. Словом, он звонил и
стучал, стучал и звонил до тех пор, пока, наконец,
наружу не высунулась голова Совы и не сказала:
— Убирайся, я предаюсь размышлениям,— ах, это
ты!
Сова всегда так встречала гостей.
— Сова,— сказал Кролик деловито,— у нас с тобой
есть мозги. У остальных — опилки. Если в этом Лесу
кто-то должен думать, а когда я говорю “думать”,
я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с
тобой дело.
— Да,— сказала Сова,— я этим и занималась.
— Прочти вот это.
Сова взяла у Кролика записку Кристофера Робина
и посмотрела на неё в некотором замешательстве.
Она, конечно, умела подписываться — “Сава” и
умела написать “Суббота” так, что вы понимали,
что это не вторник, и она довольно неплохо умела
читать, если только ей не заглядывали через плечо
и не спрашивали ежеминутно: “Ну, так что же?” Да,
она умела, но...
— Ну, так что же? — спросил Кролик.
— Да,— сказала Сова очень умным голосом.— Я
понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно.
— Ну, так что же?
— Совершенно точно,— сказала Сова.— Вот
именно.— И после некоторого размышления она
добавила: — Если бы ты не зашёл ко мне, я должна
была бы сама зайти к тебе.
— Почему? — спросил Кролик.
— По этой самой причине,— сказала Сова,
надеясь, что наконец она сумеет что-нибудь
выяснить.
— Вчера утром,— торжественно произнёс
Кролик,— я навестил Кристофера Робина. Его не
было. К его двери была приколота записка.
— Эта самая записка?
— Другая. Но смысл её был тот же самый. Всё это
очень странно.
— Поразительно,— сказала Сова, снова
уставившись на записку. На минуту ей, неизвестно
почему, показалось, что что-то случилось с носом
Кристофера Робина.— Что же ты сделал?
— Ничего.
- Это самое лучшее,— ответила мудрая Сова.
Но она с ужасом ожидала нового вопроса. И он не
заставил себя долго ждать.
— Ну, так что же? — повторил неумолимый Кролик.
— Конечно, это совершенно неоспоримо,—
пробормотала Сова.
С минуту она беспомощно открывала и закрывала
рот, не в силах ничего больше придумать. И вдруг
её осенило.
— Скажи мне, Кролик,— сказала она,— что
говорилось в первой записке? Только точно. Это
очень важно. От этого всё зависят. Повтори слово в
слово.
— Да то же самое, что и в этой, честное слово!
Сова посмотрела на Кролика, борясь с искушением
спихнуть его с дерева, но, сообразив, что это
всегда успеется, она ещё раз попыталась выяснить,
о чём же всё-таки идёт разговор.
— Прошу повторять точный текст,— сказала она,
словно не обратив внимания на то, что сказал
Кролик.
— Да там было написано: “Ушол щасвирнус”. То же
самое, что и здесь, только здесь ещё добавлено:
“Занит щас вирнус”.
Сова с облегчением вздохнула.
— Ну вот,— сказала Сова,— вот теперь наше
положение стало яснее.
— Да, но каково положение Кристофера Робина? —
сказал Кролик.— Где он сейчас? Вот в чети вопрос!
Сова снова поглядела на записку. Конечно, столь
образованной особе ничего не стоило прочитать
такую записку: “Ушол щасвирнус. Занит
щасвирнус”. А что тут ещё могло быть написано?
— По-моему, дорогой кой Кролик, довольно ясно,
что произошло,— сказала она.— Кристофер Робин
куда-то ушёл с Щасвирнусом. Он и этот... Щасвирнус
сейчас чем-то заняты. Ты за последнее время
встречал у нас в Лесу каких-нибудь Щасвирнусов?
— М-м-м,— сказал Кролик,— я как раз хотел у тебя
узнать. Как они выглядят?
— Ну,— сказала Сова,— пятнистый или травоядный
Щасвирнус — это просто... По крайней мере,—
сказала она,— он больше всего похож на... Но,
конечно — продолжала она,— это сильно зависит
от... Ну...— сказала Сова.— Словом, я плохо
представляю себе их внешний вид,— закончила она
чистосердечно.
— Большое спасибо,— сказал Кролик.
И он помчался к Винни-Пуху.
Ещё издалека он услышал какой-то загадочный
шум. Он остановился и прислушался. Производил
этот шум Винни-Пух, а шум был вот какой:
ЗАГАДОЧНЫЙ ШУМ
- Опять ничего не могу я понять,
- Опилки мои — в беспорядке.
- Везде и повсюду, опять и опять
- Меня окружают загадки.
- Возьмём это самое слово опять.
- Зачем мы его произносим,
- Когда мы свободно могли бы сказать
- “Ошесть”, и “осемь”, и “овосемь”?
- Молчит этажерка, молчит и тахта —
- У них не добьёшься ответа,
- Зачем это хта — обязательно та,
- А жерка, как правило, эта!
- “Собака кусается”... Что ж, не беда.
- Загадочно то, что собака,
- Хотя и кусает ся, но никогда
- Себя не кусает, однако...
- О, если бы мог я всё это понять,
- Опилки пришли бы в порядок!
- А то мне — загадочно! — хочется спать
- От всех этих Трудных Загадок!
— Здорово, Пух,— сказал Кролик.
— Здравствуй, Кролик,— сказал Пух сонно.
— Это ты сам додумался?
— Да” вроде как сам,— отвечал Пух.— Не то чтобы
я умел думать,— продолжал он скромно,— ты ведь
сам знаешь, но иногда на меня это находит.
— Угу,— сказал Кролик, который никогда не
позволял ничему находить на него, а всегда всё
находил и хватал сам.— Так вот, дело вот в чём: ты
когда-нибудь видал Пятнистого или Травоядного
Щасвирнуса у нас в Лесу?
— Нет,— сказал Пух,— ни-ко... Нет. Вот Тигру я
видел сейчас.
— Он нам ни к чему.
— Да,— сказал Пух,— я и сам так
думал.
— А Пятачка ты видел?
— Да,— сказал Пух.— Я думаю, он сейчас тоже ни к
чему,— продолжал он сонно.
— Ну, это зависит оттого, видел он кого-нибудь
или нет.
— Он меня видел,— сказал Пух.
Кролик присел было рядом с Пухом на землю, но,
почувствовав, что это умаляет его достоинство,
снова встал и сказал:
— Если сформулировать нашу задачу, то её можно
изложить так: “Что Кристофер Робин делает теперь
по утрам?”
— Что он делает?
— Да, да. Можешь ты мне рассказать, что он делает
по утрам в последнее время? Требуются
свидетельства очевидца за последние несколько
дней.
— Да,— сказал Пух,— мы вчера с ним вместе
завтракали. Возле Шести Сосен. Я сделал такую
маленькую корзиночку, просто небольшую, но
подходящую корзиночку, такую порядочную,
солидную корзиночку, полную...
— Да, да,— сказал Кролик,— всё понятно. Но я
имею в виду более позднее время. Ты видел его
когда-нибудь от одиннадцати до двенадцати часов
дня? — Ну,— сказал Пух,— в одиннадцать часов..! в
одиннадцать часов, понимаешь, я обычно захожу
домой. У меня в это время там кое-какие дела.
— А в четверть двенадцатого?
— Ну...— начал Пух.
— В полдвенадцатого?
— Да,— сказал Пух.— В полдвенадцатого или
немножко попозже я обычно вижусь с ним.
И тут, задумавшись об этом, Пух вдруг вспомнил,
что он действительно давно не видел Кристофера
Робина в это время. После обеда — да, вечером —
да, перед завтраком — да, сразу после завтрака —
да, а потом, действительно: “Ну, Пух, скоро
увидимся”, и Кристофер Робин исчезает на всё
утро.
— Вот то-то и оно,— сказал Кролик.— Куда?
— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?
— Что? — спросил Кролик.
— Я как раз собирался это сказать,— сказал Пух.
Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого...
этого...
— Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса?
— Да,— сказал Пух,— одного из них. Если он не на
месте.
Кролик строго посмотрел на Винни-Пуха.
— Кажется, толку от тебя немного,— сказал он.
— Нет,— сказал Пух.— Но я стараюсь,— добавил он
смиренно.
Кролик поблагодарил его за старание и сказал,
что он должен навестить Иа, и Пух, если хочет,
может пойти с ним. Но Пух, который чувствовал, что
на него находит новый куплет Шумелки, сказал, что
он подождёт Пятачка.
— Всего хорошего, Кролик.
И Кролик ушёл.
Но случилось так, что первым встретил Пятачка
как раз Кролик. Пятачок встал в этот день
очень-очень рано и решил нарвать себе букетик
фиалок, и, когда он нарвал букет и поставил его в
вазу посреди своего дома, ему внезапно пришло в
голову, что никто ни разу в жизни не нарвал букета
фиалок для Аи. И чем больше он думал об этом, тем
более он чувствовал, как грустно быть ослом,
которому никто никогда в жизни даже не нарвал
букета фиалок. И он снова помчался на лужайку,
повторяя про себя: “Иа, фиалки”, а потом:
“Фиалки, Иа-Иа”, чтобы не забыть.
Пятачок нарвал большой букет и побежал рысцой к
тому месту, где обычно пасся Иа, по дороге нюхая
фиалки и чувствуя себя необыкновенно счастливым.
— Здравствуй, Иа, — начал Пятачок немного
нерешительно, потому что Иа был чем-то занят.
Иа поднял ногу и помахал Пятачку, чтобы он
уходил.
— Завтра,— сказал Иа,— или послезавтра.
Пятачок подошёл поближе посмотреть, в чём дело.
Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые
он внимательно смотрел. Две палочки
соприкасались концами, а третья палочка лежала
поперёк них. Пятачок подумал, что, наверно, это
какая-нибудь Западня.
— Ой, Иа,— снова начал он,— я как раз...
— Это маленький Пятачок? — сказал Иа, не
отрывая взора от своих палочек.
— Да, Иа, и я...
— Ты знаешь, что это такое?
— Нет,— сказал Пятачок.
— Это “А”.
— О! О! — сказал Пятачок.
— Какое “О”? Это “А”! — строго сказал Иа.— Ты
что, не слышишь? Или ты думаешь, что ты
образованнее Кристофера Робина?
— Да,— сказал Пятачок.— Нет,— быстренько
поправился он и подошёл ещё поближе.
— Кристофер Робин сказал, что это “А”,—
значит, это и будет “А”. Во всяком случае, пока
кто-нибудь на него не наступит,— добавил Иа
сурово.
Пятачок поспешно отскочил назад и понюхал свои
фиалки.
— А ты знаешь, что означает “А”, маленький
Пятачок?
— Нет, Иа, не знаю.
— Оно означает Учение, оно означает
Образование, Науки и тому подобные вещи, о
которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что
означает “А”!
— О! — снова сказал Пятачок.— Я хотел сказать
“Да ну?” — поспешно пояснил он,
— Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу
толчётся масса всякого народа, и все они говорят:
“Ну, Иа — это всего лишь Иа, он не считается”. Они
разгуливают тут взад и вперёд и говорят: “Ха-ха!”
Но что они знают про букву “А”? Ничего. Для них
это просто три палочки. Но для Образованных,
заметь себе это, маленький Пятачок, для
Образованных — я не говорю о Пухах и Пятачках —
это знаменитая и могучая буква “А”. Да, это тебе
не такая вещь,— добавил он,— про которую каждый
знает, чем это пахнет!
Пятачок смущённо спрятал за спину фиалки и
оглянулся в поисках помощи.
— А вот и Кролик,— сказал он радостно.—
Здравствуй, Кролик.
Кролик с важным видом подошёл поближе, кивнул
Пятачку и сказал: “Привет, Иа”, тоном, ясно
говорившим, что спустя не более двух минут он
скажет: “Всего хорошего”.
— Иа, у меня к тебе только один вопрос. Что это
делает Кристофер Робин в последнее время по
утрам?
— Что я сейчас вижу перед собой? — сказал Иа, не
поднимая глаз.
— Три палочки, — не задумываясь, ответил
Кролик.
— Вот видишь? — сказал Иа Пятачку. Потом он
повернулся к Кролику. — Теперь я отвечу на твой
вопрос, — торжественно сказал он.
— Спасибо, — сказал Кролик.
— Что делает Кристофер Робин по утрам? Он
учится. Он получает образование. Он обалдевает —
по-моему, он употребил именно это слово, но, может
быть, я и заблуждаюсь, — он обалдевает знаниями. В
меру своих скромных сил я также — если я
правильно усвоил это слово — обал... делаю то же,
что и он. Вот это, например, буква...
— Буква “А”, — сказал Кролик, — но не очень
удачная. Ну ладно, я должен идти и сообщить
остальным.
Иа посмотрел на свои палочки, а потом на
Пятачка.
— Как сказал Кролик? Что это такое? — спросил
он.
— “А”, — сказал Пятачок.
— Это ты ему сказал?
— Нет, Иа, я не говорил. Я думаю, он сам знает.
— Он знает? Ты хочешь сказать, что какой-то
Кролик знает букву “А”?
— Да, Иа. Он очень умный, Кролик-то.
— Умный!.. — сказал Иа с презрением, изо всех сил
наступив копытом на свои три палочки.
— Образование!.. — с горечью сказал Иа, прыгая
на своих палочках (их стало уже шесть).
— Что такое наука? — спросил Иа, лягая палочки
(их было уже двенадцать), так что они взлетели в
воздух. — Какой-то Кролик всё это знает. Ха!..
— Я думаю...— начал Пятачок робко.
— Не надо! — сказал Иа-Иа.
— Я думаю, фиалки довольно милые, — сказал
Пятачок. Он положил перед Иа свой букет и умчался.
На следующее утро записка на двери Кристофера
Робина гласила:
Вот почему все обитатели Леса — за исключением,
конечно, Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса
— отныне знают, чем Кристофер Робин занимается
по утрам.
|