Горная красавица
Нивхская сказка
едный старик, бедная старуха одни жили. У старика уже сил нет на охоту ходить, вот в юрте и еда у них не каждый день. Одежда вся истрепалась, даже шапка у старика — и та рваная.
Однажды пошёл старик к реке рыбу ловить. На крючок он её ловил. Два раза наживку менял, крючок пустой вытаскивал. Хотел уже домой возвращаться, да подумал:
«Дома старуха сидит голодная. Попробую ещё разок!»
Попробовал. Будто что-то поймалось, руку дёргает. Вытащил он большого сазана. Хотел его колотушкой оглушить, да вдруг увидел — не простая это рыба. Чешуя у неё лежит не от головы к хвосту, а от хвоста к голове.
— Эге! — сказал старик. — Не буду её убивать. Рыбу с обратной чешуёй сам никогда не видал, а люди, говорят, видели, только поймать не могли. Говорят, волшебная эта рыба. Отнесу её старухе, что она скажет, то и сделаю.
Принёс сазана старухе. Старуха сначала испугалась.
— Не водяного ли чёрта принёс? — сказала.
— Пожалуй, не чёрта, — старик отвечает. — Ещё от деда я слышал: хорошо такого сазана поймать, что хочешь, попросить у него можно.
— Тогда попросим сына! — сказала старуха.
Старик для рыбы сруб сделал. Большой кедр свалил, из его толстых веток сложил этот сруб. С почётом посадил туда рыбу с обратной чешуёй, сказал на прощанье:
— Сына мы у тебя просим!
Сам со старухой в юрту пошёл, спать легли. Старик заснул, старухе не спится. Чуть рассвело, она к срубу побежала. Рыбы сазана там нет, спит в срубе мальчик в красивой одежде и лицом красивый. Обрадовалась старуха, побежала будить старика.
— Вставай скорее! — кричит. — Сын у нас появился.
Тут и сам мальчик в юрту вошёл.
— Отец, мать! — так заговорил. — Будем теперь вместе жить. Свою мать-рыбу я в реку выпустил, как она велела.
Стали вместе жить. Хорошо им живётся. Рыбы много, мяса много — всё сын добывает.
Так время идёт. Подрос мальчик, парнем сделался.
Однажды говорит он старику:
— Пора мне жениться, отец. В соседнее большое селение иди, дочь богача за меня посватай.
— Хорошо, пойду, — старик отвечает.
Два дня до соседнего селения шёл. Пришёл в богатую юрту, сказал богачу:
— Дочь свою за моего сына не отдашь ли?
— У неё спросим, — богач отвечает.
Посадил старика на шкуры позади себя, в ладони хлопнул, крикнул:
— Эй, рабы, дочь мою позовите!
Пришла дочь. Не красивая, не плохая — гордая очень.
Отец ей говорит:
— Посмотри на того, кто позади меня сидит. Пойдёшь ли за его сына замуж?
Глянула дочка, усмехнулась. Резной берёзовой ложкой по колену себя ударила, вскричала:
— Не ровня мне! — И из юрты вышла.
Богач тоже усмехнулся, старику так сказал:
— Слышал, что дочка говорит? — Опять в ладони хлопнул, рабы прибежали. — Этого старика из юрты выкиньте, пинками прочь гоните. В другой раз будет знать, в какой юрте искать своему отродью невесту!
Заплакал от обиды старик, плача, домой пришёл, сыну всё рассказал. А сын смеётся.
— Поешь, отдохни! Завтра опять пойдёшь.
Старик говорит:
— Зачем пойду? Снова обиду терпеть?
Сын отвечает:
— Не бойся! Теперь всё по-другому будет.
Наутро взял старую палку, легонько о шест юрты ударил — сделалась палка серебряной палицей. Потом старую шкуру встряхнул — в соболью шубу она превратилась. Сын её на отца набросил, серебряную палицу в руку дал. Опять старик в соседнее селение отправился.
В юрту богача вошёл. Богач узнал ли гостя, не узнал ли, вскочил, кланяться начал — такой богатой шубы он никогда не носил, такой серебряной палицы сам никогда в руках не держал. Дорогого гостя справа от себя перед очагом посадил, дочку позвал.
Вошла дочка, богач ей говорит:
— Посмотри на того, кто справа от меня сидит.
Посмотрела дочка, улыбнулась. Богач опять ей говорит:
— Пойдёшь ли за его сына замуж?
— Выполню твою волю, отец! С радостью пойду.
Старик поднялся.
— Что ж, — говорит, — вернусь домой, скажу своему сыну, что согласны вы. Нас ждите, скоро вместе придём.
Спешил старик радостную весть сыну принести, от быстрой ходьбы даже задохнулся. Выслушал всё сын, опять засмеялся:
— Пусть ждут теперь, сколько терпения хватит. Я себе такую невесту найду, чтобы не за соболью шубу замуж шла, а за меня самого.
На другой день стал собираться. Новую рубаху надел, красный халат надел, поверх чёрный, нерпичью юбку надел, многоузорные наколенники, мягкие сапоги с пёстрыми голенищами... Вышел из юрты, копьё на весу держит, лук на перевязи несёт. Слетела с дерева кукушка, на плечо его села. Так с кукушкой на плече в путь отправился парень. Куда, зачем идёт, сам не знает — то ли на охоту, то ли невесту искать.
Рано вышел, солнце ещё только восходит, на своей золотой цепи в небо только начинает подниматься. Наш парень на цепь восходящего солнца забрался, по цепи идёт. Потом гора впереди показалась. Дошёл до неё, кукушке сказал:
— На лысую её вершину подниматься не буду, тут останусь.
Спрыгнул с цепи солнца, на половине горы оказался. Огляделся. Кругом деревья, чуть повыше ключ из-под камней бьёт, от него ручей вниз бежит. Место пустынное, видно, люди здесь не живут, а зверей должно быть много.
— Что ж, поохочусь! — наш парень сказал.
Первым делом поставил себе берестяную юрту, чтобы было откуда уходить, куда приходить. Из камней очажок сложил.
Потом пошёл на птиц и на зверя силки-ловушки настораживать. Много насторожил. Под вечер к своему месту вернулся, начал для очага дрова рубить. Тут его кукушка, что неподалёку на дереве сидела, три раза прокуковала.
«К чему это она кукует?» — наш парень думает.
Кукушка умолкла — женский голос послышался.
— Вот к чему куковала! — сказал себе парень.
Поющий голос сверху доносится, всё ближе и ближе с горы спускается. Смотрит наш парень: с резным коромыслом на плече женщина к ручью идёт, поёт. Вот уже шум её одежд, звон побрякушек слышен. Ой-ой, украшений на ней как много, ой-ой, как наряды её богаты! Ой-ой, сама какая красавица! Чёрные брови, как два соболя, ресницы, что кисточки на ушах зимней белки, две косы — два хвоста чернобурой лисицы. Стоит парень, дрова бросив, на топор опершись, смотрит, как она с горы спускается, как она к ручью подходит, как воду берёт.
Вот взяла воду, вёдра к коромыслу прицепила... Сейчас уйдёт!..
Наш друг топор отбросил, к ней подбежал. За руку красавицу схватил, сам своей смелости испугался, глаза зажмурил. Держит её за руку, уйти не пускает. Долго так стоял. Когда открыл глаза, увидел, что ухватился за сломанный сук ели, а та женщина с коромыслом, та красавица со множеством звенящих украшений уже высоко в гору поднялась, только голос её поющий издали доносится.
Вернулся парень к своему месту, дров колоть не стал, огня не разводит, пищу не варит. Лёг в берестяной юрте, спит — не спит, утра ждёт.
Утром ловушки осматривать не пошёл, от ручьи боится отойти — может, женщина опять за водой придёт. Весь день прождал, всё у кукушки спрашивал, увидит ли сегодня красавицу. Ничего ему кукушка не отвечала. А когда солнце за гору зашло, без его спроса-вопроса, сама опять три раза прокуковала.
Замолчала кукушка, тут снова красавицы поющий голос послышался. Как вчера, она спустилась к ручью, воды набрала, полные вёдра на берег поставила. Не уходит. Трубку длинную вынула, увешанный цепочками кисет достала, набрала табаку, огонь кремнем высекла, закурила.
Смотрит на неё наш друг, думает:
«Сердце у меня надвое разорвётся, если не обниму её, если слова любви ей не скажу!»
Начал к ней подкрадываться, как песец к куропатке. Она в его сторону головы не поворачивает, курит свою трубку, задумалась. Вот совсем близко подобрался, обнял её. Рванулась женщина из его рук, так рванулась, что оба они в ручей упали. Однако наш друг красавицу не выпустил, ещё крепче её к груди прижал. Хотел ей в глаза заглянуть, тут и увидел, что не женщину он обнимает, а белый камень на дне ручья.
Кое-как выбрался на берег. Слышит — женщина уже на горе вёдрами позвякивает, опять свою песню поёт. Не побежал за ней парень. Рассердился, обиделся. В берестяной шалаш забрался, мокрую одежду у огня сушиться развесил.
— Уйду на рассвете! Для охоты себе другое место поищу. Мне ли, сыну матери-рыбы, ждать-томиться, от женщины насмешку терпеть!
Подсохла одежда, он в лес за ловушками пошёл. Ничего в них не поймалось. Парень ещё больше рассердился. Поснимал все ловушки, в берестяную юрту унёс. Уходить решил, а неспокойно его сердце, всё по красавице томится. Всю ночь не спит.
Только рассветать стало, трижды кукушка прокуковала. Парень ей крикнул:
— Что меня тревожишь! Кукуй не кукуй — не выйду! А выйду, так совсем уйду!
Отвернулся к берестяной стенке, глаза закрыл, перед собой притворяется, что заснуть хочет.
Вдруг за юртой дужки вёдер звякнули, украшения зазвенели. Тихо женщина вошла, у изголовья парня села.
Парень не поворачивается, ей говорит:
— Ты зачем пришла?
Она не отвечает. Сама спрашивает:
— Я сейчас воду из ручья брала, кукушка тебе весть подавала. Ты почему не пришёл?
Вскочил наш друг.
— А ты зачем меня мучала? Глаза мне обманом застилала, насмехалась надо мной!
— Ты сам себя мучал, сам над собой насмехался! Я вольная Горная женщина, когда полюблю, сама приду. Вот и пришла.
— Не нужна ты мне! — парень закричал. — Видеть тебя не хочу! Знать тебя не хочу! Ловушки мои из-за тебя пусты, дичь навстречу моим стрелам не бежит.
Тихо женщина из шалаша вышла. Тут парень заплакал:
— Что наделал?! Зачем прогнал? Своё счастье своими руками оттолкнул.
Но не ушла красавица, за тонкой берестяной стенкой вздыхает. Потом такие слова выговаривать начала:
— Если бросишь, если уйдёшь, о тебе лишь думать буду. Где твои ноги ступали, там и мои много раз пройдут. В ручей твоя тень падала и сейчас она на воде лежит. У того тёмного места буду я пить. Из многих деревьев в лесу самое высокое далеко видно. Так и ты из всех людей самый лучший, самый красивый. Возьми меня с собой! Твоей сумкой с кремнем, что всегда у пояса висит, стать хочу. Веслом твоей лодки сделаться бы мне, стрелой в твоём колчане, узором на твоей одежде...
Тут не выдержал наш друг, забыл обиду, из шалаша выбежал, к ней подошёл.
— Песня такая кем-то сложена? — спросил. — Или мне ты эти слова сказала?
Посмотрела на него красавица лукаво, ответила:
— Как твоё сердце говорит, так и есть.
— Долго ли тебе собираться в путь-дорогу? — спрашивает парень.
— Так, как стою перед тобой, возьмёшь?
— Возьму!
Пошли вдвоём. К старику и старухе пришли. Там жить стали. Женился наш друг на Горной женщине и не было охотника удачливее его. Всякую дичь убивал, по многу добычи домой приносил.