Крик сохатого

Нанайская сказка

алеко ли было, близко ли было, давно ли, недавно ли. Рассказывают нанайцы про девушку-красавицу, что жила на берегу Амура. Отца у неё не было, вместе с матерью она жила.

До десяти лет росла девочка, как все девочки растут. Играла с детьми, матери по хозяйству помогала. А раз вбежала в фанзу, стала мать расспрашивать:

— Где мой отец?

Мать отвечает:

— На охоту пошёл, с охоты не вернулся.

— А что с ним на охоте случилось?

— Кто знает? — сказала мать и отвернулась.

— А девочки говорят: злой человек его убил.

Заплакала мать, сказала:

— Правда это. Убил его Чилпанга из далёкого селения в низовьях Амура. Не хотела я тебе говорить, ты ведь не мальчик. Был бы у меня сын, отомстил бы за отца.

— Я отомщу! — девочка сказала.

Горько усмехнулась мать, ничего на это не ответила.

С того дня перестала девочка с подружками играть. У мальчиков игры перенимает. Всем мальчишеским ухваткам учится. Потом сшила себе мужскую одежду, на охоту с отцовским луком стала ходить. Так и выросла: наденет женскую одежду — шьёт, пищу варит; наденет мужскую одежду — на промысел, как мужчина, идёт, таёжных зверей добывает. Если встретишь её в тайге, только по серёжкам и узнаешь, что не юноша это, а переодетая девушка.

Лучший по всей округе охотник из неё получился. Звери боялись её дорогу пересечь, птицы прятались в густых ветвях, петь переставали, когда она по тайге ходила. Но зоркий глаз примечал притаившихся, меткая стрела настигала прятавшихся.

Однажды вернулась девушка с охоты, сказала матери:

— Настало моё время! Мяса зверей, что-я добыла, рыбы, что я наловила, тебе надолго хватит. Ешь вволю, живи спокойно. Отомщу за отца, вернусь.

— Ох, не девичье дело ты затеяла! — вздохнула мать. — Сил у тебя не хватит.

— Хватит! — девушка ответила.

В тот же день собралась. Мать ей в дорогу лепёшек напекла, дала сушёной рыбы, вяленого, мяса. Лёгкую берестяную лодку-оморочку сама на воду столкнула.

Поплыла оморочка вниз по Амуру. Днём девушка гребёт, когда совсем стемнеет, оморочку к берегу направляет. Разведёт костёр, еду себе сварит, переночует. Чуть свет дальше плывёт.

На третий день увидела девушка, что по берегу против течения Амура идёт человек. Хоть и широк Амур, далеко до берега, разглядела девушка — молод он, собой красив, настоящий мэргэн! И он, верно, её разглядел. Из-под ладони долго следил за ней глазами и вдруг повернул назад, вдогон оморочке вниз по течению пошёл.

Вечером, только девушка костёр на берегу развела, из-за деревьев показался тот юноша. Поздоровался.

— Давай, я тебе из веток шалаш сделаю. Ночь сегодня будет холодная.

— Хорошо, делай, — отвечает девушка. — А я ужин на двоих сварю.

Поели, поговорили. Девушка в шалаш забралась, мэргэн у входа на кострище лёг.

Утром девушка в оморочку села. Мэргэн в лес пошёл.

Несёт, несёт река оморочку. Целый день несёт. Вот уже солнце село, смеркается. Девушка думает — то ли проехать ещё немного, то ли к берегу приставать. Вдруг видит — на песчаной косе костёр горит, ближе к воде стоит мэргэн, рукой ей машет. Направила красавица к берегу оморочку. А там уже и шалаш построен, и хворост собран. В котелке свежее мясо варится.

Поели, опять беседовать стали. Юноша спрашивает:

— Скажи, куда путь держишь? Как прямое дерево, что прямо колется, правду расскажи, зачем одна едешь? В стороны мыслей не прячь, с краю не сбрасывай. Разве нет у тебя отца и матери, брата нету, чтобы тебя в дальней дороге охранять?

Девушка помолчала, потом так ответила:

— За изгибами кривого дерева не уследишь и ложь правду изгибами обегает. Криво говорить не хочу, а прямо не могу. Не сделано дело, что я задумала, нечего и хвастать. А охранять меня некому — отца нет, брата нет. Дожидается меня дома только старая мать.

Поговорили так, опять девушка в шалаше спит, мэргэн на кострище ночует.

Утром, как и в первый раз, расстались.

Девушка плывёт, думает:

«Если сегодня первая причалю, хороший ужин на двоих сварю!»

Когда стемнело, на берег вышла, огляделась — нет ещё мэргэна. Быстро хворосту набрала, костёр разожгла, торопится, ужин варит. Сварила, есть не начинает, ждёт. А мэргэна всё нет и нет.

Костёр весь прогорел, котелок остывает. Скучно девушке, да делать нечего! Разгребла тёплую золу, сама в эту ночь на кострище спать легла. Но не спится ей.

Звёзды своим путём с востока на запад медленно по небу идут. Девушка на них смотрит, думает:

«Мало ли в лесу дикого зверья. Уж не случилось ли какой беды? А может, я слово сказала не так, обидела, того не желая? Почему не пришёл мэргэн?»

Вдруг над головой девушки прошелестели крылья. Какая-то птица на дерево села. В тот же миг вторая с другой стороны прилетела, опустилась на ту же ветку.

— Здравствуй, сестричка! — первая говорит. — Откуда летишь?

— Лечу с верховьев Амура, — вторая отвечает, — в низовья перекочёвываю. Там, верно, спокойнее будет.

— А чего ты испугалась?

— А как же не испугаться?! Живёт в наших краях девушка. Таёжными тропами на охоту в мужской одежде ходит. Ни у одного мужчины такой верной руки нет, такого зоркого глаза. Хочу от её метких стрел своих детей уберечь. Совью гнездо в низовьях Амура.

Слышит это девушка, и смешно ей, и дальше слушать хочется. Боится пальцем пошевелить, громко вздохнуть боится.

— Эх, сестричка! — говорит первая птица. — Напрасно ты в низовья пустилась. Эта девушка-охотник сама туда на оморочке плывёт, сейчас под нашим деревом спит.

Испугалась вторая птица, крыльями похлопала. Потом спрашивает:

— А что ей в низовьях понадобилось? Неужели и там всех птиц перебить хочет?

— Не до нас ей, — отвечает первая. — Собралась она отомстить за своего отца. Решила убить обидчика, что её сиротой оставил.

— Раз решила, значит убьёт!

— Нет, — говорит первая птица, — не убьёт. Встретила она мэргэна, полюбила его. А этот мэргэн сын её обидчика. Как ни тверда её рука, а сердце всё же девичье. Узнает — от своего слова отступится.

Чуть не вскрикнула девушка, горькие слёзы к горлу подступили. Закрыла она лицо руками, сквозь пальцы слёзы побежали. Уже и не слышит, о чём ещё птицы говорят. Что делать, думает. Правду ведь сказала крылатая — полюбила она мэргэна. Но не так будет, как птица предвещала! Не от слова она отступится — от любви своей отвернётся. Только бы мэргэна больше не увидеть!

Еле дождалась рассвета. Вскочила, оморочку на воду столкнула. От берега отгребать начала, а на берег из лесу мэргэн выбежал.

— Не сердись, что опоздал! — кричит. — Большое болото на пути попалось, обходить пришлось. Вернись хоть ненадолго, солнце ещё не взошло!

Девушка, будто не слышит, гребёт, не отвечает. Ни разу даже не оглянулась. А уж так ей хотелось хоть в последний раз посмотреть на мэргэна.

Весь день гребла и вечером причаливать не стала. Перед восходом солнца пал на воду туман. Ни вперёд, ни назад не видно, конец весла в белом мареве еле просвечивает, а девушка не пристаёт, плывёт дальше.

Наконец посветлело — это солнце взошло. Поднялось повыше, и туман разорвался, ушёл в небо, там лёгкими облаками рассеялся.

Открылось перед девушкой селение. Большое селение, то самое, куда она путь держала. Тут девушка оморочку к берегу направила. В. прибрежных кустах сняла женскую одежду, мужскую надела. Волосы свои по-мужски в одну косу заплела. Вынула серёжки из ушей, а дырочки рыбьими икринками залепила. С луком и стрелами, с длинным ножом за поясом пошла разыскивать, кого искала.

Чилпанга, что отца девушки убил, жил на краю селения. Подошла она к его фанзе, стала против двери, наложила стрелу на лук, крикнула:

— Выходи, Чилпанга, убивший моего отца! Пришёл срок расплаты!

Недолго она ждала, отворилась дверь, вышел к ней обидчик. Думала увидеть богатыря с широкими плечами, с суровым лицом, со злым взглядом, а вышел к ней старик. Спина у него сгорблена, лицо в морщинах, худая шея еле голову держит, взгляд потухший.

— Что ж, — сказал, — если сердце велит, убей меня!

Пошатнулась девушка, ослабела тетива и стрела с лука на землю соскользнула.

— Нет, — сказала она, — не могу я на старого слабого человека руку поднять. Уйду лучше.

— Не уходи, не выслушав, — старик ей говорит.— Не в отца твоего я стрелял — в сохатого, что кричал, призывая лосиху. Тогда ещё крепкая была у меня рука, меткие стрелы. Попал я. Пошёл посмотреть — твоего отца мёртвым увидел. Хорошим он был охотником, так искусно добычу подманивал, что ни зверь, ни человек обмана распознать бы не сумели. Двадцать лет с того дня прошло, многое я с той поры забыл, а это помню.

Девушка головой покачала, сказала:

— Живи спокойно, сколько проживётся. Далеки наши селения. Не дошла до меня весть, и мать, верно, не знает, что не со зла ты нас осиротил.

Повернулась девушка и пошла к своей оморочке. А на берегу возле оморочки мэргэн стоит. Видно, шёл без остановок весь вчерашний день, всю сегодняшнюю ночь, ещё дышит тяжело.

Увидел девушку, бросился к ней. У девушки радость в груди, как птица забилась. Вспыхнули щёки румянцем. Теперь можно на его привет добрым словом отозваться!

Мэргэн сказал:

— Вижу, за нелёгким делом ты в наше селение приезжала. Скажи мне: кончила его, сделала, что хотела?

Девушка отвечает:

— Дело кончила, а сделать не сделала. Передумала. Теперь в обратный путь пущусь.

— Не уезжай, — мэргэн просит. — Полюбил я тебя верной любовью. Не согласишься ли моей женой стать?

— Соглашусь, — тихо сказала девушка.

— Так пойдём к моему отцу, ему скажем.

— Нет, к твоему отцу не пойду. Об этом и не проси.

— Почему? — мэргэн спрашивает.

— Пусть тебе отец сам расскажет. А я тебя тут до полудня подожду. Если с ним повидавшись, как и раньше захочешь меня в жёны взять, сюда приходи.

Ещё до полудня вернулся мэргэн, сказал:

— Отец нам счастья желает! Теперь к тебе, к твоей матери поедем.

Радостно встретила старая мать свою красавицу дочку с молодым мужем. Счастливо они зажили. Мэргэн на охоту ходил, приносил много добычи. А красавица свою мужскую одежду далеко спрятала, лук со стрелами забросила. Ни к чему он ей, ведь есть у неё твёрдый защитник, милый муж.

Далеко ли было, близко ли было, давно ли, недавно ли...