Мальчик в девичьей одежде
Алеутская сказка
анаагутух, когда молод был, много воевал. Среди сородичей первым воином слыл. Только песен про него никто не пел, сказаний не складывал. Иные с врагом в честном бою лицом к лицу сходятся. А Канаагутух тайком в чужое селение прокрадывался, сонных мужчин убивал, женщин, детей в плен уводил. Жадность его гнала, хотел побольше рабынь набрать, чтобы женщины на него трудились.
Потом и от сородичей ушёл. Поселился далеко от всех, на пустынном морском мысу. Пленниц-рабынь для себя юрту большую заставил построить. Над всем селением возвышалась его юрта. А женщины жили в узких, как нора, землянках.
Всех мальчиков Канаагутух убил. Боялся, что, когда вырастут мальчики, когда мужчинами станут, отомстят за своих матерей, за своих сестёр.
А одна женщина, когда Канаагутух, мужа убив, её в плен угонял, сына своего, грудного младенца, под кухлянкой спрятала. Положила в землянке в тёмном углу, шкурами прикрыла.
Да долго ли ребёнка в тесном жилье удержишь?! Только стал мальчик на ноги, побегать ему захотелось. Тогда сшила ему мать кухлянку с женским узором. Позволила мальчику подле землянки играть.
Светлое детское личико нежным было, никто не догадывался, что женщина приказ Канаагутуха нарушила. Мальчик рос, подрастал.
Однажды решил Канаагутух пройтись по своему селению, посмотреть, хорошо ли работают его рабыни, нет ли среди них ленивых. Вдруг видит — играет девочка, детские дротики в цель мечет. Удивился Канаагутух — девочки в такие игры не играют, для мальчиков эта игра. Однако не остановился, дальше пошёл. Скоро забыл про это.
А мальчик все растёт, выше становится, плечи его вширь раздаются. Мать ему женские подвески к ушам подвесила, косы заплела по-девичьи.
Сколько времени прошло, не знаем. Только опять ребёнок Канаагутуху на глаза попался. Девочка птицу камнем на лету сшибла. Ловко! Даже взрослой женщине так широко руку от плеча не размахнуть. Птица сразу на землю упала, девочка её подхватила, унесла в землянку. Задумался Канаагутух, не нравится ему эта девочка!
На следующий же день Канаагутух прямо к той землянке направился. Смотрит — девочка силки ставит. Ладно так — опытный охотник позавидовал бы!
Канаагутух в землянку зашёл, сказал матери:
— Я по дрова собрался. Твою дочь себе в помощницы возьму.
Испугалась женщина, да плакать не смеет. Слёзы проглотила, ответила:
— Как скажешь, так будет!
А сыну своему, девочкой одетому, потихоньку костяной клин за пазуху сунула.
Вышли на морской берег Канаагутух и девочка. Недолго искал Канаагутух то, что ему было нужно. Большое бревно, неизвестно откуда волнами принесённое, бурей к берегу прибитое, увидел. Канаагутух это бревно с комля начал колоть. Когда расщепил, сказал:
— Эй, девочка, зайди-ка с этого конца, придержи руками щель, пока я с того конца колоть буду.
Девочка сделала, как он велел. Канаагутух в тот же миг сильным ударом топор вышиб. Девочку в бревне зажало. Засмеялся Канаагутух, сказал:
— Когда кончишь рубить дрова, домой возвращайся!
Повернулся и пошёл в селение. Идёт, усмехается.
«Мальчик ли, девочка ли, пускай попробует из этого толстого бревна выбраться».
А мальчик всадил костяной клин в раскол бревна, что его крепко сдавило, изогнулся, схватил камень, начал клин забивать.
Шире и шире щель становится, уже дышать легче, уже чуть-чуть повернуться можно. До тех пор камнем по клину бил, пока бревно надвое не расскочилось.
Взвалил мальчик обе половинки бревна на плечи, поволок в селение. Там у большой хозяйской юрты на землю сбросил, крикнул:
— Эй, Канаагутух! Вот дрова, что ты на морском берегу оставил.
Канаагутух заскрежетал от злости зубами. А мальчик-девочка к матери отправился.
Трёх дней не прошло, опять явился Канаагутух к женщине.
— Иду на скалы, яйца кайры собирать. Дочку твою, пожалуй, возьму. Пусть приучается к делу.
Мать из землянки ему крикнула:
— Хорошо, хорошо, сейчас девочку одену!
Сама торопится, сыну под кухлянку нежный гагачий пух подсовывает. Потом вывела его.
— Очень толстая у тебя девочка, — говорит Канаагутух. — Видно, слишком много еды вам даю!
Пошли на морской берег, на высокие прибрежные скалы взбираются. Доверху долезли, Канаагутух сказал:
— Вон сколько зелёных в чёрных пятнах яиц кайры на уступе нанесли! Не ленись нагибаться, голова не отвалится, спина не переломится!
Мальчик низко нагнулся, зазвенели девичьи подвески. А Канаагутух сзади подкрался, столкнул его вниз.
Сорвался мальчик с высокой скалы и вскрикнуть не успел. Падает, ударяясь об острые камни. Да мягок пух птицы гаги — кухлянку порвал, а сам даже не ушибся.
Канаагутух ему вслед не посмотрел, спустился по другой стороне скалы. Идёт в селение довольный.
«Теперь-то, — думает, — я с ним справился!»
Вечером сидел на камне подле юрты, отдыхал. На душе у него легко — некого бояться. Зато его самого все боятся! Вдруг смотрит — идёт к нему мальчик в девичьей одежде, в подоле кухлянки кайриные яйца несёт.
— Эй, Канаагутух, — говорит, — может тебе покажется, что мало яиц, да больше в подоле не умещается. Если хочешь, завтра сам иди собирай!
Сдвинулись у Канаагутуха брови, с лица он потемнел. На глазах растёт враг! И никак от него не избавиться!
Назавтра позвал мальчика с собой на тюлений промысел. Мать сына недолго собирала, даже порванную кухлянку зашить не успела. Только сунула ему в рукав остро отбитый каменный нож да иголку из рыбьей кости с жильной ниткой.
Лежбище тюленей на пустынном острове было. Канаагутух с мальчиком на большой байдаре туда поплыл. Много тюленей набили. Потом Канаагутух велел мальчику таскать тюленей в байдару. Мальчик всех тюленей перетаскал, одного в куче морской капусты, морем на берег выкинутой, спрятал.
— Ну, все, что ли? — Канаагутух кричит.
— Все! — отвечает мальчик.
Тут Канаагутух вскочил в байдару, оттолкнулся, вёслами замахал.
«Наконец-то, — думает, — я его перехитрил! Пусть попробует с пустынного острова до меня добраться!»
Стоит мальчик на каменистом берегу, Канаагутуху вслед смотрит. Гнев заставляет его сердце о рёбра колотиться, а страху в нём ни капельки нет.
Скрылась вдали байдара, мальчик принялся за дело. Спрятанному тюленю ножом, что мать дала, брюхо разрезал, снял с него шкуру. Отрезал кусок сала, с этим салом в шкуру тюленя забрался, зашил её изнутри, поближе к берегу перекатился.
Начался прилив, подхватили шкуру с мальчиком волны, унесли в открытое море. Сколько мальчика так носило, ему не сосчитать — темно ведь в тюленьей шкуре, не понять, когда день ночью сменяется, ночь днём становится.
Наконец, прибило его к берегу. Лежит тюлень на песке, не разберёшь — живой, не разберёшь — дохлый. Как раз в это время девушка из тех мест плавник для очага собирала. Увидела тюленя, обрадовалась.
«Жиру натоплю, — думает. — Будет зимой и тепло и светло!»
Каменным ножом разрезала тюленю шкуру на брюхе. Тут и выскочил из неё мальчик. Да не мальчик уже, юноша! Сильный, красивый. Вырос он, пока по волнам его носило.
Юноша девушке понравился, и она ему приглянулась. Повела девушка его в свою юрту. Сшила ему хорошую мужскую одежду. Скоро замуж за него вышла.
Спокойно бы юноше жить с молодой женой, а он неспокоен. Мать ему жалко. Как она там без сына живёт?— думает. И злой обидчик, Канаагутух, из памяти не идёт. Кто ему за всё отомстит?!
Юноша в первый же день, только в юрту жены вошёл, приметил орлиную шкуру. Висела она над головами посреди юрты, расправив широкие крылья.
Спросил у жены. Она ответила:
— Орёл — покровитель нашего рода. Дед мне говорил: когда он был маленьким, и тогда эта шкура здесь висела. И ещё он говорил: если придёт беда, враг нападёт, надень орлиную шкуру — она поможет. Хорошо, место у нас глухое, мирное, на нашу сторону чужие редко забредают.
Снял юноша шкуру, на себя надел. Орлиную силу почувствовал, сразу захотелось ему ввысь взлететь. Расправил руки-крылья, сильными лапами от земли оттолкнулся, над юртой три круга сделал. Опустился, жене сказал:
— Однако, хорошо получается. Надо опять попробовать!
В этот раз схватил когтями камень весом с малого ребёнка, с ним стал в небе кружиться. Опять опустился, камень побольше, весом с подростка, поднял. С ним долетал. Три дня набирал силу, к высоте приучался. Потом сказал жене:
— Теперь к матери отправлюсь. С Канаагутухом рассчитаюсь. А ты меня жди, думаю, вернусь скоро.
Прилетел к далёкому мысу, где селение Канаагутуха стояло. Опустился на сторожевую скалу, с которой и сушу и море далеко видно. С этой скалы когда-то дозорные вдаль смотрели — не плывут ли вражьи байдары, не показался ли в море косяк рыбы, не подбираются ли с суши чужие воины. И орёл своими зоркими глазами при свете заходящего солнца всё оглядел.
Вон большая юрта Канаагутуха, из её дымового отверстия сизые клубы валят — это женщины-рабыни своему хозяину ужин варят. Над землянками тонкие дымки вьются, только над одной землянкой, над его родной землянкой, воздух прозрачен — не горит там огонь.
«Жива ли мать?» — думает.
Снял орлиную шкуру, под большим камнем спрятал. Темноты дождался, пошёл к своему жилищу.
Жива его мать, оказывается. Только постарела от горя, от голода иссохла. Не кормил её совсем Канаагутух. Тем и жила, что на берегу морем выброшенную рыбу подбирала.
Не сразу узнала мать сына. Он к ней со словами привета подходит, она в страхе к стене прижимается. Когда, наконец, поверила, что сын живой вернулся, заплакала. Слезами радости заплакала.
Захотелось ей получше сына разглядеть. Взяла она зажигательную дощечку, зажигательную палочку, в углубление дощечки сухой трухи насыпала. Начала ладонями палочку быстро вращать. До тех пор крутила, пока из-под палочки огонёк не родился. Этим огоньком фитиль в жирнике зажгла.
Сидят мать с сыном рядом, друг на друга смотрят. Сын рассказывает — мать слушает. Мать рассказывает — сын слушает.
Увидел Канаагутух, что в землянке матери свет появился, прислал женщину узнать, зачем жирник зажгла. Мать женщине ответила:
— Изголодалась я совсем, один из ремешков, на которых дверь держится, срезала, жарю его на жирнике.
Успокоился Канаагутух, спать лёг. А мать с сыном всю ночь проговорили. Под утро сын сказал:
— Когда солнце взойдёт, беги к Канаагутуху, скажи, что море двух китов выбросило.
С такими словами из землянки вышел, к сторожевой скале отправился. Орлиную шкуру надел, орлом закружил над морем. Высмотрел двух китов, убил одного, убил другого. Притащил в бухту на мелководье, положил хвостами вместе, головами врозь. А сам на сторожевую скалу сел, ждёт.
Только солнце взошло, мать орла побежала к Канаагутуху.
— Вставай, Канаагутух! В нашу бухту двух китов принесло. Лежат на мелководье хвостами вместе, головами врозь.
Выскочил Канаагутух из юрты, увидел китов, обрадовался. Большое богатство два кита! А женщине сказал:
— Убирайся вон! Я этих китов раньше тебя приметил.
Надел Канаагутух шапку из моржовых кишок, созвал всех женщин селения, велел им в байдары садиться, китов разделывать. Сам на берегу стоит, приказы отдаёт, на женщин покрикивает. Вышла на берег и мать юноши-орла. Канаагутух её к китам не подпустил, побоялся, что она кусочек китового мяса под кухлянку спрячет.
Вдруг со сторожевой скалы слетел орёл, вырвал из китового бока большой кусок мяса, бросил к ногам матери. Канаагутух это увидел, подбежал к женщине, ударил её по руке, оттолкнул. В тот же миг на него орёл камнем сверху пал, схватил сильными когтями, понёс над морем.
— Ауага! — закричал Канаагутух. Так всегда люди кричат в сильном испуге.
Орёл его над волнами несёт. Канаагутух орла молит:
— Опусти меня на берег! Я тебе половину моих женщин-рабынь отдам! Я тебе новую, крепкую байдару подарю. Одного кита себе возьмёшь.
Пожалей меня!
Орёл отвечает:
— А в тебе самом жалости сколько? Жалел ли ты мальчика, когда в бревне его зажал? Жалел ли, когда со скалы столкнул или когда на пустынном острове одного бросил? Зачем же мне тебя жалеть?
Поднялся высоко и разжал когти. Три раза Канаагутух в воздухе перевернулся. Зелёные волны с головой его накрыли, в тёмную воду навсегда он ушёл.
А орёл снизился, над головами женщин круг сделал, крикнул им:
— Китового мяса надолго вам хватит. Ещё что понадобится, в юрте Канаагутуха возьмёте. Мужей себе найдите, живите хорошо!
Перед матерью орёл опустился, подставил ей спину. Села мать между могучими крыльями и полетели они.
Низко-высоко летели, близко-далеко летели, добрались до того берега, где молодая жена своего мужа ждала.
Хорошо все зажили.
Орлиную шкуру опять посреди юрты повесили. Кому она ещё понадобится, кто знает?!