10. Скарабеи
Иван Соколов-Микитов
з давних морских моих путешествий сохранились у меня лишь очень немногие предметы. Когда-то я написал небольшой рассказ «Ножи», в котором изобразил мою юношескую любовь к молодой турчанке, которую увидел я в пустынном углу константинопольского базара Чарши. Скинув с лица покрывало, она шила из грубого холста простые мешки.
Меня поразило ее лицо, ее глаза. С замершим сердцем я смотрел на нее, на ее русые волосы, на маленькие пальцы, держащие иглу и пыльный мешок. За зеленой дверью я увидел седенького старичка в малиновой феске, с подрубленной седой бородою.
В то лето наш пароход, на котором мы возили каменный уголь, часто заходил в Константинополь. И каждый день я бывал на Чарши, покупал у турчанки сшитые ею мешки. Теперь мы были знакомы: она прямо смотрела на меня синими глазами, улыбалась, сама свертывала и передавала мне покупку. К концу лета под моей койкой в кубрике накопилась груда таких мешков. Всякий рейс я навещал знакомую улицу, и все теснее становился наш немой роман.
Однажды, подойдя к небольшой лавочке с распахнутой дверью, за спиною мешочницы яувидел молодого турка. И по какому-то неуловимому признаку, по тому, что не подняла на этот раз своих синих глаз моя заморская красавица, я понял, что этот носастый турок — мой враг и соперник. Ревность взволновала мое сердце. Я побежал так, как бегают сами от себя очень несчастные и очень сердитые люди. По дороге я встретил разносчика, продававшего лежавшие на лотке ножи. Он взглянул на меня как бы понимающими глазами, и я купил у него нож с длинным, злым лезвием, которым так удобно доставать сердце врага. Этот нож долго хранился у меня, я когда-то разрезал им книги.
Был у меня еще и другой нож. Подарил мне его молодой пастух-араб в горах Ливана. Я один поднимался в горы каменной стежкой. Я шел час, другой, чувствуя под ногами, как накалена земля. Солнце светило так, что если закрыть на минуту глаза, сквозь плотно закрытые веки как бы видишь пламенную завесу пожара. Синяя снизу и седая сверху зловещая туча неожиданно приблизилась и повисла над горами. Я слышал рассказы о грозах в горах над этим заливом, похожим на дно чаши. Тучи, спустившиеся в чашу, не имеют выхода, дождь льет, пока не выльется весь, молнии бьют, пока не израсходуется накопленное электричество.
Все, что было потом, не похоже нина что пережитое мною. Я лежал на земле, цепляясь за камни руками, захлебываясь в потоках холодном воды. Молнии хлестали надо мной. Вода проносилась через меня, грозя унести. Когда я очнулся, сквозь тучи сияло солнце, надо мною стоял молодой араб. По его плечам и груди струилась вода, а в курчавых волосах блестели капли. Неподалеку я увидел его стадо. Пастух пригласил меня в свой шалаш. Помню, мы играли с ним в карты. Вечером он проводил меня в порт к нашему пароходу. На прощанье снял с шеи небольшой складной нож с самодельной роговой ручкой и подарил мне его на память. Этот нож долго хранился у меня и исчез в Ленинграде в годы войны.
Каждый рейс (я плавал матросом на русском пароходе «Королева Ольга») мы обходили порты Турции, Греции, Ливана, заходили в Порт-Саид и Александрию. В Порт-Саиде на палубе парохода собирались люди. Здесь были фокусники, факиры, продавцы хамелеонов и поддельных скарабеев. Помню, я купил часовую цепочку, скрепленную из таких поддельных скарабеев. Чудом уцелели у меня эти скарабеи, изображающие монеты времен египетских фараонов. Они и теперь лежат у меня в ящике письменного стола, и, глядя на них, я вспоминаю давние счастливые времена, морские мои путешествия, встречи и приключения.