Сказка о правде в панской усадьбе
Украинская народная сказка
Рассказ колесницкого кобзаря
ы бы, дядько Осип, еще нам о правде спели!
- Эх, правду! Где уж эту правду найдешь! Она та кая, эта правда, голубчик, что иной раз и кривдой обернется. Бог с ней! Да там про панов, знаешь, такое, что...
- Да ты, дядько, чего меня опасаешься? Ничего, пой себе на здоровье, я сам эту песню пою, она у меня ведь записана.
- Нет, нет, дядько, не бойся: они ничего, им говори, что хочешь, и пой... они и сами...
- Оно, конечно, если умные люди... А вот вышла у меня раз история с этою правдой... Да и я-то не про мах! Был это я в Нежине, хожу утром по дворам: зайду то в один, то в другой, где сыграешь, где духовное споешь, а где только помолишься; известное дело, нашему брату с миру приходится жить подаянием.
Вот входим в один двор, слышу - крик такой, что и не приведи господи! Прислушался, да и малый тоже шепчет, - известно, он видит, а это барыня крестьянку свою муштрует (тогда крестьяне еще крепостными были и все такое), значит, барыня так, что и боже ты мой! Я оттуда. "Да ну вас", - думаю. Вдруг слышу - барыня хвать ту крестьянку по щеке, а потом второй раз и третий да все приговаривает: «Врешь, шельма, врешь!» А та девка как заголосит.
- Вот такая, - говорит, - все у вас правда! Вон старец убогий на дворе (заметила меня, значит); вы ему скажите, чтоб он вам о правде спел, вот у него правда так правда, уж не такая, как ваша!
Барыня будто и успокоилась, давай меня звать:
- Иди спой правду. Какую ты там правду умеешь?
- Что ж, - говорю, - сударыня, песня эта важная, трудная, коль дадите три копеечки, то и спою.
- Ну, пой, - говорит, - еще торговаться будешь!
- Нет, пока не дадите, не запою. - А я знаю, значит, что как спою я все по правде, то уж и не получать мне денег, да еще и в шею вытолкает. Долго она приставала и бранилась, мужиком обзывала, а я - нет, да и нет; пришлось ей вынуть три копейки, дала мне. Я эти три копейки сразу же в карман, потом достал из-под полы лиру, уселся себе поудобней на крылечке.
- А, ну-ну, - говорит барыня, - послушаем, какая там у тебя правда!
- И послушайте, - говорю. И начал я. Вот как пропел, что
Теперь уже Правда у панов в темнице,
А сущая Кривда с панами в светлице;
да еще:
А теперь уже Правда у панов в прихожей,
А сущая Кривда сидит с вельможей;
и:
Теперь уже Правда у панов под ногами,
А людская Кривда восседает с панами.
Тут моя барыня так и взбесилась, как раскричится на меня:
- Ах ты, такой-сякой, - говорит, - сын, как ты смеешь, грубиян, петь мне такое! Вон! Ишь ты, - говорит, - шельма, - это уже на ту бедную крестьянку, - сама собачья дочка и такого же собачьего сына нашла. Постой же, покажу я тебе правду.
И опять на меня:
- Вон, - говорит, - мерзавец, гоните его в шею!
А тут, значит, как заиграл я, вся дворня сошлась: лакеи, кучер. Я поскорей к калитке, ну вас к черту! А она все кричит:
- Гоните его, грубияна, в шею, в шею!
Ну, конечно, люди те видят, что я не виноват, за что ж им и бить-то меня? Один, правда, какой-то догнал меня у самой калитки да легонько за шиворот (это, вишь, барыня чтоб подумала, что он ее и вправду послушал), да и говорит мне:
- Ступай скорее с богом, старче: вишь, как стерва взбесилась, чуть не лопнет.
Так я благополучно и выбрался. Хорошо еще, что я человек уже битый, этих панов знаю хорошо, так вот три копейки и у меня, а то бы и копейки не дала. Вот какая была у меня история с этою правдой.